Читаем Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 32. Одесский юмор полностью

Я понял, что пора проститься с детством. Да, много Куры утекло с тех пор, как мы все – Нико, Михо и я – скитались по заросшим арчой ущельям, где в прозрачном ткемали беспечно плескалась форель, а горные орлы на бреющем полете брали звуковой барьер. Нико давно стал академиком, Михо – олигархом, а Зураб – Зиновием. И только я все не решался покинуть столь любимое мной дерево детства.

Наконец я вздохнул, натянул поверх коротких штанишек брюки и съехал по перилам в новую, взрослую жизнь. Навстречу мне ехал академик Севастьянов. Он старательно придерживал окладистую накладную бороду, но я все равно узнал в нем неизменного дядю Илико.

– Сандро, мальчик мой! – воскликнул он, как бы радуясь мне.

– Да, дядя, – кивнул я, как бы разделяя его радость и в то же время тактично давая понять, что превосходно ощущаю Сурамский перевал условностей, разделяющий теперь нас.

Подошла жена академика. Ее стройные ноги в сыромятных нейлоновых чулках смутно напомнили мне что-то далекое, до боли знакомое.

– Я из раннего журнального варианта, – лукаво улыбнулась она.

На меня повеяло полуденным бризом, заклинаниями чаек над Сухумской бухтой, мудрой горечью кофе, который старый Максут готовит только для семидесяти пяти тысяч самых близких своих друзей… Я понял, что никуда мне не уйти из детства. Кстати, задумывались ли вы над тем, что взрослые и дети одинаково лысы, но у одних лысина прикрыта шапкой волос?

Академик-Илико ушел, улыбаясь рассеянной улыбкой профессионального неудачника.

Приближалась осень. Аисты улетали на юг, а возвращались ни с чем. В такую пору хорошо мерзнуть на берегу Москвы-реки и ловить сазана на свежую строку, еще пахнущую тархуном и анапестом. А вечером наполнить рог козлотура розовой изабеллой и неторопливо рахатлукумствовать у костра.

– Осторожно, сынок, двери закрываются, следующая станция «Арбатское ущелье», – сказало радио голосом дедушки.

Я отправился домой. Оставалось одно: описать Гоги, племянника толстой Нуцы. Скажем, ему всего двенадцать, но он уже твердо решил, кем станет, когда вырастет, – долгожителем. Такой симпатичный черноглазый паренек. Допустим, смуглый, босой, с большими черными глазами…

В дверь позвонили. Я открыл. Вошел смуглый босой мальчик с большими черными глазами. В руках он держал старенький лэп-топ, найденный на крыше дедушкиной сакли.

– Работаю над повестью о городских горцах, – застенчиво сказал он. – Хотел бы написать и про вас…

Я заглянул в его компьютер. Старательным школьным шрифтом там было выведено: «Он сидел под деревом детства и печально ел хурму…»

В августе Н-ского года

Подражание Владимиру Богомолову

1. Капитан Скорохват по прозвищу Волкодав

Преследуемый обернулся и швырнул в Скорохвата отравленную гранату.

– Секунд пять лететь будет, – хладнокровно прикинул капитан. Он положил палец на спусковой крючок, взял в зубы нож и мгновенно уснул. Сказывалось переутомление: Скорохват не спал уже тридцать шесть страниц.

Ему снилось родное село Малые Чебуреки, старая хата, где долгими зимними вечерами, когда в окно стучится шрапнель, так уютно сидеть в засаде…

От этой заманчивой картины Скорохват даже улыбнулся во сне, но тут же прикрыл улыбку пилоткой, чтобы не демаскировать себя с воздуха.

Рядом разорвалась граната. Не открывая глаз, капитан дважды выстрелил. По шуму падающего тела он понял, что пули перебили противнику обе подтяжки и лишили его маневренности.

Но тут внимание Скорохвата привлек странный звук. Тренированное правое ухо разведчика-чистильщика тут же определило: ре-мажорная инвенция Баха.

– Позывные, – подумал он шепотом. – Но что вражеские агенты ищут здесь, в глухой безлюдной библиотеке? На кого работает их Бах?

Записка по «ВЧ»

«Секретно! С оплаченным ответом! Гугину

Прошу немедленно разыскать в Н-ской библиотеке книгу, содержащую ключ к шифру. Особые приметы: из жизни шпионов.

Взвейся-Соколов».

Шифротелеграмма

«Абсолютно интимно! Взвейся-Соколову

Принятыми оперативно-розыскными мерами предполагаемая книга установлена. На титульном листе имеется название «Шпион». По одним данным автором является Фенимор, по другим – Купер.

Гугин».

Записка по «ВЧ»

«Никому ни слова! Гугину

Немедленно вернуть задержанного «Шпиона» в библиотеку. Вам оперативно переподчиняется 161-й взвод служебно-розыскных собак, специально натренированных на приключенческие книги. О ходе поиска докладывайте каждые 30 секунд.

Осколочных».

2. Младший брат лейтенанта Саша Кадушкин, он же Карапуз

Он был почти неразличим в траве, этот совсем еще зеленый контрразведчик. Кадушкин пока умел немногое: обезвредить одним ударом десять-двадцать диверсантов да перехватить голыми руками вражескую радиопередачу.

Саша с завистью думал о майоре Бубенцове. Тому ничего не стоило прямо на аэродроме с подскока прокачать оперативный треугольник и, задействовав подсветку, сработать двойной функельшпиль.

Как-то в минуту оперативной откровенности майор признался лейтенанту:

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология Сатиры и Юмора России XX века

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза
Мои эстрадости
Мои эстрадости

«Меня когда-то спросили: "Чем характеризуется успех эстрадного концерта и филармонического, и в чем их различие?" Я ответил: "Успех филармонического – когда в зале мёртвая тишина, она же – является провалом эстрадного". Эстрада требует реакции зрителей, смеха, аплодисментов. Нет, зал может быть заполнен и тишиной, но она, эта тишина, должна быть кричащей. Артист эстрады, в отличие от артистов театра и кино, должен уметь общаться с залом и обладать талантом импровизации, он обязан с первой же минуты "взять" зал и "держать" его до конца выступления.Истинная Эстрада обязана удивлять: парадоксальным мышлением, концентрированным сюжетом, острой репризой, неожиданным финалом. Когда я впервые попал на семинар эстрадных драматургов, мне, молодому, голубоглазому и наивному, втолковывали: "Вас с детства учат: сойдя с тротуара, посмотри налево, а дойдя до середины улицы – направо. Вы так и делаете, ступая на мостовую, смотрите налево, а вас вдруг сбивает машина справа, – это и есть закон эстрады: неожиданность!" Очень образное и точное объяснение! Через несколько лет уже я сам, проводя семинары, когда хотел кого-то похвалить, говорил: "У него мозги набекрень!" Это значило, что он видит Мир по-своему, оригинально, не как все…»

Александр Семёнович Каневский

Юмористические стихи, басни / Юмор / Юмористические стихи