Читаем Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 32. Одесский юмор полностью

– Да я, сколько ни выпью, все трезвее тебя самого трезвого, трезвый мне тут сыскался, пророк с акушеркой. Синоним, говоришь? Фюрер тебе синоним.

– Я фашист?! А ну забери назад, а то, Вась, обижусь.

– А кто первый начал? Не заберу.

– Забери. Морду надраю.

– А вот хочу видеть.

– А вот и увидишь!

И так могут всю ночь напролет без особых издержек. В общем, стоят друг друга, хранят, титаны, мировое зыбкое равновесие. А вот если, не приведи Господь, на Модеста Митрофановича радикально трезвого не сыскать вдруг Василия Лукича выпившего в один присест до крайности, то тогда, конечно, неувязочка будь здоров, тогда, хлопцы, ховайся кто может, поскольку ни одному из остальных Лукичей такой Модест ну никак не по зубам.

Есть еще и крайне трезвый сам Василий Лукич (ВЛКТ), это после посещения какого-нибудь врача с доктором. Настроение у него трагичное. Охватывает оно собою все пространство вселенной и по Евклиду, и по Лобачевскому. Оставаться крайне трезвым Лукич теперь намерен всю жизнь. Излагает он следующее:

– Человек – муравей. Живет и не знает.

Это раз.

– А помнишь, как встарь по килограмму на брата – и ни в одном глазу, и по девочкам? А ведь не ценили, Модест… Ценили? Значит, мало ценили. Где ж оно теперь, куда подевалось?

Это два.

И еще:

– Паразитируют на народе. Нам с тобой дефицит, а сами икру лопатами. Всю жизнь вкалывал, как карла. И что имею? Шиш с хреном? Без хрена. Сволочи. Голый шиш!

И:

– Это ж сколько лекарств удумали! А цены! Скажи, Модест, думаешь, стоит ради пилюль себя по миру пускать, или, может, само рассосется, а?

И неожиданное:

– Не пью и другим не советую. Скольких, Модест, из-за змия недосчитались, знаешь? Алкоголь, скажу тебе, отрава та еще. Глупость, да и только.

С этим Лукичом почти все ладят. Ворчат, нудятся при нем, но ладят. И Модест трезвый по-обыкновенному, и Модест радикальный, и прочие Модесты в разных степенях принятости или же трезвого осатанения, а избегает его категорически лишь один Модест недобравший (ММНБ), но надо сказать, что этот Модест – чудак тот еще; он не только Лукича, а вообще всего на свете чурается, сидит дома взаперти и воет на лампочку в туалете. Это в лучшем случае. Так что погоды он не делает, и для статистики им можно пренебречь.

Остальные справляются.

Лукич супертрезвый объявляется раза два в году, перед зимой, скажем, и в конце весны, прямиком из районной поликлиники, гостит коротко, исчезает внезапно, и потом ничто не напоминает о его существовании до следующего сезонного возникновения.

– Глупость какая, – в один голос рокочут остальные Лукичи, когда его супертрезвые идеи кому-нибудь из них излагает кто-нибудь из Модестов. – И бывают же, Митрофаныч, такие люди, скажи! Хоть стой, хоть падай. Не дай Бог до такого дожиться.

Одни Модесты им кивают, другие увиливают, но есть и парочка Модестов, кто близко дружен с этим радикальным абстинентом, и эти, разумеется, спорят с прочими Лукичами до такой хрипоты, что хоть и в рамках цивилизованности, а слюна все ж проскакивает.

То есть, как видим, тут гораздо больше, чем просто по Аристотелю: принял – не принял, и будь здоров. Даже при самом беглом наблюдении можно обнаружить множество Модестов Митрофановичей и Василиев Лукичей, разнящихся причиной, временем, количеством и качеством употребленного ими продукта. Тут есть выпившие водочки или коньячка обыкновенно (ВВ или ВК) и до крайности (КВВ и КВК), есть с утра (СУТР) или с вечера (СВЕЧ), есть полуденные (ПД) и полуночные (ПН), первого, второго и третьего дня созыва, обозначаемые, соответственно, цифрами 1, 2, 3, а свыше этого до семи дней – буквами «ЗСД» (заезд на среднюю дистанцию), а свыше семи – «ЗДД», где первое «Д» для слова «длинная»; еще есть недобравшие (НБ) и, соответственно, пере– (ПБ), коих не следует ни при каких обстоятельствах путать с буквой «К» для выражения крайнего состояния; экстремы – это никак не перехлесты и не недоборы, экстремы – это экстремы; есть еще Василий Лукич трезвеющий (ТЩ), у него аналогов среди Модестов не сыщешь, разве что в некой корреляции с ним пребывает Модест Митрофанович выпивший наскоро (ММВНС) и еще, пожалуй, Модест сильно недоспавший (СНДС) с дежурства (СД) или после рыбалки с уловом (ПРСУ) или без него (БУ); всех не перечислишь. И вот получается, что, скажем, Василий Лукич опробовавший на себе с утра коньячок с водочкой в переборе на средней дистанции (ВЛВВиКСУТРПБвЗСД) схлестнулся в полдень с Модестом Митрофановичем сильно недоспавшим и наскоро выпившим сто граммов водки после рыбалки без улова (ММПДВНСВСНДСПРБУ), и хочу видеть, как вы с этим управитесь. Чтоб за таким уследить, нужно мозгов и глаз куда больше, чем у нас с вами всех вместе взятых.

Потом, глядите, у трезвого Модеста Митрофановича – семья, дети, внуки, а выпивший, бедолага, живет один с чужими людьми. Вот ведь. И только младшая дочь трезвого Митрофаныча имеет сострадание к этому человеку и тайком предоставляет ему посильный уход. Так-то.

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология Сатиры и Юмора России XX века

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза
Мои эстрадости
Мои эстрадости

«Меня когда-то спросили: "Чем характеризуется успех эстрадного концерта и филармонического, и в чем их различие?" Я ответил: "Успех филармонического – когда в зале мёртвая тишина, она же – является провалом эстрадного". Эстрада требует реакции зрителей, смеха, аплодисментов. Нет, зал может быть заполнен и тишиной, но она, эта тишина, должна быть кричащей. Артист эстрады, в отличие от артистов театра и кино, должен уметь общаться с залом и обладать талантом импровизации, он обязан с первой же минуты "взять" зал и "держать" его до конца выступления.Истинная Эстрада обязана удивлять: парадоксальным мышлением, концентрированным сюжетом, острой репризой, неожиданным финалом. Когда я впервые попал на семинар эстрадных драматургов, мне, молодому, голубоглазому и наивному, втолковывали: "Вас с детства учат: сойдя с тротуара, посмотри налево, а дойдя до середины улицы – направо. Вы так и делаете, ступая на мостовую, смотрите налево, а вас вдруг сбивает машина справа, – это и есть закон эстрады: неожиданность!" Очень образное и точное объяснение! Через несколько лет уже я сам, проводя семинары, когда хотел кого-то похвалить, говорил: "У него мозги набекрень!" Это значило, что он видит Мир по-своему, оригинально, не как все…»

Александр Семёнович Каневский

Юмористические стихи, басни / Юмор / Юмористические стихи