Читаем Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 32. Одесский юмор полностью

Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 32. Одесский юмор

Валерий Исаакович Хаит , Валерий Хаит , Коллектив авторов

И вдруг на тебе – дождь!.. Лихорадочные сборы, всё в кучу – и бегом к трамваю. А он – битком! Кто-то животом вдавливает висящих на ступеньках. Дождь как из ведра!

Спокойно, не спеша подходит красный от выпитого Моня и говорит:

– Все в автобус! Я взял автобус, он нас развезет.

– Моня, по-моему, тебя уже развезло! – кипит его жена.

– Тихо, Зина, не позорь меня перед людьми!

– Ничего, ты у меня дома получишь! Я уже пойду с тобой на пляж!.. Ты уже меня увидишь на пляже, и ребенка, и море!..

– Зина, не порть мне вечер и жизнь, я же хотел как лучше!

Шофер:

– Так! Вы будете платить – или что?

– Кто выиграл в карты, тот пусть и платит!

– Всё, поехали! Шофер, держи, только едь плавно, моего Шурика тошнит…

И вот все дома – уставшие, почти не купавшиеся, сытые.

И ложась спать, я слышу маму:

– Скоро суббота, мы пойдем на пляж, будешь купаться, загорать…

А я уже сплю…

…И когда наступала пятница, вся Одесса смотрела на небо.

Вадим Жук
(Санкт-Петербург)
Хочу малóго

Много лет назад великий шутник Исай Котлер, бывший одно время режиссером в Театре Жванецкого, рассказал мне такую историю.

…Театр был на гастролях в Польше. Театр оказался на пляже. Роскошная полячка украшала пляж. Иван Дыховичный, игравший в те годы с одесситами, сиял и раскладывал перед паненкой свои гусарские принадлежности. Мимо. Солидный и обаятельный Витя Ильченко дельфином молодым всплывал перед нею из балтийских вод. Не пришелся.

Сирена смотрела на них как бы через соседнее чехословацкое стекло. Смотрела на Рому.

«Хочу малого!» – говорила она, произнося, видимо, «эль» как Борисова и Фрейндлих во всех отзвучавших «Варшавских мелодиях» вместе взятых.

Полячки понимают в настоящих мужчинах. Кажется, у одной из них был роман с одним французом. Кажется, это был Наполеон.

Помнится, император был тоже небольшого роста.

Хочу малого!

Хочу уже двадцать пять лет, с тех пор как увидал его впервые на сцене Театра эстрады в спектакле «8 + 8 + 8».

Хочу малого!

На эстраде, на театральной сцене, на малом и большом экране, в живом общении.

Роман Андреевич Кац. Ромочка Карцев. Почему-то фамилию надо прятать. Говорят, даже удивительный Акимов сказал Лёне Шапиро: «У актера не может быть фамилии зубного врача». Леня стал Леонидовым. Теперь, как известно, он там, где гуляют под настоящими фамилиями…

Конечно, они неразделимы – Жванецкий, Ильченко, Карцев.

Такие браки совершаются на небесах. Такие небеса синели над их милой Одессой.

…Мы сидим с Витей и Ромой на разогретой первоапрельской скамеечке перед гостиницей «Лондонская». На бульваре. Справа – Пушкин. Слева, кажется, ракетный академик Глушко. Девочки подходят к мальчикам и берут у них автографы. Я греюсь в лучах их заслуженной славы. Мы постепенно, как и полагается в Одессе, идем прогуливаться. Вот здесь жил один. Здесь – другой. Тут кто-то вылез из окна… Половое созревание, оно же – комсомольская юность. Я вставляю цитаты и литературные замечания. В Театре Жванецкого я считаюсь начитанным.

Боже единственный, как хорошо с ними!

Витя, Витечка, белоголовый журавль, на кого ты нас покинул? Французская таблетка, которую ты дал мне «от живота», до сих пор не проглочена мною. Тогда сам прошел, сейчас не болит.

Болит душа оттого, что разрушила костлявая ваше несравненное партнерство…

Вы видели малого в антрактах его спектаклей?

Черное море, с детства вошедшее в его крепкую плоть, солеными пятнами выступает на его рубахе.

Вы, артисты, играющие крылышками ноздрей, боящиеся расплескаться!

Вам нечего расплескивать.

Темперамент или есть, или его нет.

Там, там, в измерениях иных, они сойдутся когда-нибудь, Роман Андреевич и Чарльз Спенсерович.

Они с уважением посмотрят друг на друга и одобрительно похмыкают на присущих им языках…

Оба ну очень маленькие… Но очень большие.

Что еще напишут для Карцева Бабель, Зощенко, Шолом-Алейхем, Ги де Мопассан, Михаил Жванецкий? Живи долго, малой.

Неся свою боль зубному врачу, мы меньше всего интересуемся его фамилией. Мы думаем – какие у него руки.

Ах какое сердце у Романа Андреевича Каца!