Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 32. Одесский юмор

«Кое-какие знакомые у меня есть, – углубился в свои мысли Яков. – Если у Абрашки в руках покупатель – почему я через знакомых не смогу найти домовладельца, который бы хотел развязаться с домом? Отчего мне не сделать себе тысячи полторы?»

– Так что ж ты – продаешь дом? – спросил с наружным равнодушием Абрам.

– А ты покупаешь?

– Если хороший дом – могу его и купить.

– Дом хороший.

– Ну, это все-таки нужно обсмотреть. Приходи сюда через три дня. Мне еще нужно поговорить с моим доверителем.

– Молодец, Абрам. Мне тоже нужно сделать кое-какие хлопоты. Я уже иду. Кто платит за кофе?

– Ты.

– Почему?

– Ты же старше.

II

В течение последующих трех дней праздные одесситы с изумлением наблюдали двух братьев Гидалевичей, которые, как бешеные, носились по городу, с извозчика перескакивали на трамвай, с трамвая прыгали в кафе, из кафе опять на извозчика, а Абрама один раз видели даже несущимся на автомобиле…

Дело с домом, очевидно, завязалось нешуточное.

Похудевшие, усталые, но довольные, сошлись наконец оба брата в кафе, чтобы поговорить «по-настоящему».

– Ну?

– Все хорошо. Скажи, Абрам, кто твой покупатель и в какую приблизительно сумму ему нужен дом?

– Ему? В семьдесят тысяч.

– Ой! У меня как раз есть дом на семьдесят пять тысяч. Я думаю, еще можно и поторговаться. А кто?

– Что кто?

– Кто твой покупатель? Ну, Абрам! Ты не доверяешь собственному брату?

– Яша! Ты знаешь знаменитую латинскую поговорку: «Платон! Ты мне брат, но истина мне гораздо дороже». Так пока я тебе не могу сказать. Ведь ты же мне не скажешь!

Яков вздохнул.

– Ох эти коммерческие дела… Ты уже получил куртажную расписку?

– Нет еще. А ты?

– Нет. Когда мы их получим, тогда можно не только фамилию его сказать, а более того: и сколько у него детей, и с кем живет его жена даже! О!

– Скажи мне, Яша… Так знаешь, положа руку на сердце, почему твой доверитель продает дом? Может, это такая гадость, которую и на слом покупать не стоит?

– Абрам! Гадость? Стоит тебе только взглянуть на него, как ты вскрикнешь от удовольствия – новенький, сухой домик, свеженький, как ребеночек, и, по-моему, хозяин сущий идиот, что продает его. Он, правда, потому и продает, что я уговорил. Я ему говорю: тут место опасное, тут могут быть оползни, тут, вероятно, может быть, под низом каменоломни были – дом ваш сейчас же провалится! Ты думаешь, он не поверил? Я ему такое насказал, что он две ночи не спал, и говорит мне, бледный, как потолок: продавайте тогда эту дрянь, а я найду себе другой дом, чтобы без всякой каменоломни.

– Послушай… ты говоришь – дом, дом, но где же он, твой дом? Ты его хочешь продать, так должны же мы его с покупателем видеть?! Может, это не дом, а старая коробка из-под шляпы. Как же?

– Сам ты старая коробка! Хорошо, мы покажем твоему покупателю дом, а он посмотрит на него и скажет: «Домик хороший, я его покупаю; здравствуйте, господин хозяин, как вы поживаете, а вы, Гидалевичи, идите ко всем чертям, вы нам больше не нужны». А когда мы получим куртажные расписки, мы скажем: «Что? А где ваши два процента?»

– Ну хорошо… скажи мне только, на какую букву начинается твой домовладелец?

– Мой домовладелец? На «це». А твой покупатель?

– На «бе».

И соврали оба.

Тут же оба дельца условились взять у своих доверителей куртажные расписки и собраться через два дня в кафе для окончательных переговоров.

– Кто сегодня платит за кофе? – полюбопытствовал Абрам.

– Ты.

– Почему?

– Потому что я тобой угощаюсь, – отвечал мудрый Яша.

– Почему ты угощаешься мною?

– Потому что я старше!

III

Это был торжественный момент… Две куртажных расписки, покоившихся в карманах братьев Гидалевичей, были большими, важными бумагами: эти бумаги приносили с собой всеобщее уважение, почет месяца на четыре, сотни чашек кофе в громадном уютном кафе, несколько лож в театре, к которому каждый одессит питает настоящую страсть, ежедневную ленивую партию в шахматы «по франку» и ежедневный горячий спор о Марокко, Китае и мексиканских делах.

Братья сели за дальний столик, потребовали кофе и, весело подмигнув друг другу, вынули свои куртажные расписки.

– Ха! – сказал Яков. – Теперь посмотрим, как мой субъект продаст свой дом помимо меня.

– А хотел бы я видеть, как мой покупатель купит себе домик без Абрама Гидалевича.

Братья придвинулись ближе друг к другу и заговорили шепотом…

Из того угла, где сидели братья Гидалевичи, донеслись яростные крики и удары кулаками по столу.

– Яшка! Шарлатан! Почему твоего продавца фамилия Огурцов?

– Потому что он Огурцов. А разве что?

– Потому что мой тоже Огурцов!!! Павел Иваныч?

– Ну да. С Продольной улицы. Так что?

– Ой, чтоб ты пропал!

– Номер тридцать девятый?

– Да!

– Так это же он! Которому я хочу продать твой дом.

– Кому? Огурцову? Как же ты хочешь продать Огурцову дом Огурцова?

– Потому что он мне сказал, что покупает новый дом, а свой продает.

– Ну? А мне он говорил, что свой дом он продает, а покупает новый.

– Идиот! Значит, мы ему хотели его собственный дом продать? Хорошее предприятие.

Братья сидели молча, свесив усталые от дум, хлопот и расчетов головы.