Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 32. Одесский юмор

В этот момент маленький трамвайчик, на переднем сиденье которого я сидел, с жуткой скоростью выскочил на площадь и как бешеный стал носиться вокруг Одесского оперного театра. Все правильно, у них же сейчас проходит Декада украинского искусства. Вот пройдет, и все будет в порядке. Тем временем на площадь не спеша выехала на велосипеде здоровенная розовая амеба. «Визуальная галлюцинация, – торжественно объявила она. – Визуальная галлюцинация». «Ну вот, а я тебе что говорил? – удовлетворенно обратился я к поэту Иртеньеву. – Спи, дурачок». И заснул как убитый.

Через сколько я проснулся, сказать точно не могу. Голова была абсолютно ясная, мир вокруг обрел естественные пропорции, проклятое наваждение сняло как рукой.

Да, чуть не забыл самое главное. Зубной боли как не бывало. Так что рекомендую с чистой совестью.

Урок труда

Невольно вспоминаю Николая
Петровича, учителя труда.
Он, сам того нисколько не желая,
Привил вперед на долгие года

Мне ненависть такой высокой пробы

К общественно полезному труду,
Что могут испытать лишь юдофобы,
Узревшие Давидову звезду.

Явившись в класс наутро после пьянки

И волю дав трясущимся рукам,
Он раздавал тяжелые киянки
Трясущимся своим ученикам.

По детским пальцам ею попадая —

А это деревянный молоток, —
Всей кожей ощущал уже тогда я,
Насколько будет мир ко мне жесток.

Склонясь в халате синем над тисками,

Я твердо знал, предчувствуя судьбу,
Что мне свой хлеб не добывать руками,
Пахать придется на чужом горбу.

На нем же въехать в райскую обитель

Мне суждено, когда настанет срок.
Прими же благодарность, о учитель,
За твой когда-то данный мне урок,

Что не служил я ямщиком на почте,

Что тяжкий молот выше не вздымал.
Твой прах истлел на алкогольной почве,
Но ты судьбу мою не поломал.

Ты мир духовных мне открыл сокровищ,

И сам того не ведая тогда,
Простой советский Николай Петрович,
Учитель ненавистного труда.

Елена Каракина Мой друг Партникер

Эту историю рассказал мне один из непревзойденнейших мастеров устного рассказа Боря Бонд. Привожу ее практически дословно.

«Моего друга Партникера принимали в украинские казаки… Однако стоит сказать пару слов о самом Партникере. Личность это весьма незаурядная, являющая великолепный пример единства и борьбы противоположностей. Есть люди, которым книги заменяют все на свете – жен, возлюбленных, карьеру, положение в обществе, а также завтрак, обед и ужин. Партникер из них. Сказать, что он библиофил, – ничего не сказать. Он любитель книг, хранитель книг, читатель книг и охотник за книгами. Но при этом он так же походит на книжного червя, как австралийский кролик на Московский метрополитен. В его заваленной книгами квартире можно повстречать кого угодно – художников в невообразимых хламидах, девушек-вамп с кровавыми губами и лиловым маникюром, тихих инженеров-алкашей, отмороженных музыкантов, длинноволосых поэтов, изобретателей вечного двигателя и прочую весьма разношерстную и разновозрастную полубогемную публику, которая базировалась раньше в «Зосе» и «Яме», а теперь потихоньку расползлась по «Сугробам», «Трактирам», «Семи ветрам» и прочим злачным местечкам.

Партникер – убежденный борец за трезвость. Он посвятил свою жизнь истреблению всех алкогольных напитков, которые когда-либо существовали в истории человечества, – от приземленного «сухарика» до возвышенной «Массандры» и от мутного деревенского самогона до прозрачного, как горный хрусталь, «Довганя». Истребляет он это все, естественно, не один, а в той самой тусовке, которая толчется среди раритетов, и, надо отдать ему должное, так же легко дает книги «на прочит» (что у книжников совсем не в заводе), как и деньги на очередную бутылку, и делится своими познаниями (у него память настоящего ученого-энциклопедиста) так же просто, как и последней рюмкой водки. Можно охарактеризовать его в трех словах – книжник, душевед, пофигист. Вот его-то и принимали в украинские казаки.