Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 42. Александр Курляндский

Когда Николай вернулся к очереди, страсти накалились. Клерк объявил, что деньги кончаются, но волноваться не следует, уже отправили самолет на Кипр. «Пожалуйста, еще один господин, потом перерыв, а потом, через час, снова обслуживаем». Этим господином должен был стать Николай. Но тот, кто пришел за ним, кажется из партии «Ваш дом», сказал, глядя мимо него: «Вы здесь не стояли». Его поддержали несколько человек, также пришедших позже. Николай сказал, что он стоял, что това… э-э… господин министр, который, видимо, уже прошел внутрь, может подтвердить. «Какой еще министр?» — нагло спросил партиец… Николай фамилии не помнил. «Вот видите… Не надо врать!» — партиец пихнул Николая. Он не знал, что Николай трюкач, самбист-каратист. Через мгновение партиец совершил мягкую посадку по другую сторону холла. Никто больше не задавал Николаю вопросов.

— Садитесь, — по-русски сказал клерк. — Чем могу помочь? «Кэш?» Сколько?

Николай протянул чек и паспорт. Клерк долго рассматривал чек. Как будто он видит чеки впервые.

— Момент, — он вэял трубку и что-то сказал. Уже по-еврейски. Потом перевел:

— Прошу обождать.

«Неужели фальшивый?» — подумал Николай.

Через минуту вошел другой клерк, более пожилой, более ухоженный. И пиджачок получше, и галстук.

И он с недоумением уставился на чек. И он позвонил и что-то сказал.

И вошел совсем уж «Форсайт», седой, с сигарой. Твидовый пиджак, ароматный дым, весь из себя, каким бы хотел быть Николай в его годы.

Он взял чек, долго его рассматривал, переворачивал и так, и сяк, только не пробовал на вкус, наконец сказал:

— Видите ли, в чем дело… Этот чек выписан на некоего господина… Улья-нофф… В 1916 году… Была война, инфляция… много нулей, но марок меньше… Вы — Улья-нофф? Нет?..

Он развел руками:

— К сожалению… Но не печальтесь… Не так много денег. Сейчас это — всего пара сотен шекелей.

Николай все понял. Это деньги за революцию. За тот запломбированный вагон. Значит, господин Ульянофф так и не получил деньги. Он сделал революцию бесплатно!

Когда шел по набережной и ветер рвал на нем рубашку. Николай вдруг вспомнил, что взял чек из левого кармана, а Колобков говорил о правом.

Николай остановился.

В Москву! Быстрее — в Москву. Пока его чек не украли.

Обратный билет у него был. Надо только поменять число и немного доплатить.

Полный вперед. Вернее, полный назад!

8. Двойник из деревни Огрызки

Над лесами и полями, над дачными поселками и шоссейными дорогами летит вертолет. В кабине — двое. Полковник Малышко и летчик, капитан Кузин. Внизу хорошо просматривался нежный весенний пейзаж: темные квадраты полей, робкая зелень, кустики, речушки — все, что дорого сердцу каждого россиянина, его милая родина.

Цель полета — деревенька Огрызки Тверской губернии. Зачем? Почему? Что в этой деревеньке особенного? Ответим по порядку.

Прошло три дня, а Президент не находился. Колобкова увезли в загородную резиденцию, подальше от кремлевского окружения.

Официально глава государства приболел. «Ничего серьезного, простуда. Но он продолжает работать, в курсе всех дел. Иногда, если очень срочно, отвечает на звонки. На днях, как говорят врачи, сможет полностью включиться в работу и переехать в Кремль».

Но по городу поползли слухи. С одной стороны — легкая простуда, а с другой — даже близкому окружению не показывается. Ни премьер-министру, ни жене, ни пресс-секретарю.

Нет, что-то здесь не так.

Блинов надеялся, что Президент найдется. Вот-вот. Под городом, в районе ресторана «Центральный», собаки взяли след. Сейчас важно было успокоить общественность, чтоб не докопались. Показать его, хоть издалека. И тут Колобков высказал мысль… Года два назад, на гастролях, ему рассказали о двойнике Президента и показали его фото в местной газете. Сходство было столь поразительным, что в Твери, куда тот заезжал по хозяйственным надобностям, каждый раз начиналась паника, думали, что сам Президент пожаловал разобраться наконец с городским начальством. И вот туда, в Тверь, в деревеньку Огрызки, был послан Малышко, чтоб привезти двойника хотя бы на день, хоть на час, хоть на двадцать минут.

«Покажем по телевидению, сделаем фотографию, и пусть идет себе с богом».

Вертолет сбросил обороты, грохот стих, земля наклонилась, поехала вбок, под брюхо кабины, а полковнику представилось бескрайнее небо, такое яркое и голубое, что вот-вот появятся ангелы.

— Подъезжаем, — крикнул летчик. — Будешь прыгать, Петрович? — И весело заржал.

— Мы свое отпрыгали, — проворчал Малышко. — Давай на ту полянку. За кустиками.

Сели незаметно. Без ударов и толчков. Словно опустились жопой на стул.

Когда заглушили двигатель и выпрыгнули на землю, первое, что поразило, после тишины и напоенного весенними ароматами воздуха. — необыкновенно ровная зелень травы.