Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин

Он попытался сесть, улыбнулся, радостно посмотрел на жену и дочь.

– Волшебник! Истинно волшебник! – всплеснула руками жена Гриневского. – Уж как мне вас благодарить?!

– Никак! – сухо прервал ее Калиостро. – Благодарите природу. Она лечит. Я лишь жалкий инструмент в ее руках… – Он посмотрел на больного. – Еще бы несколько сеансов, Иван Антонович, и ваш недуг навсегда бы отступил… Но… – Он сделал паузу. – Но, увы! Дела заставляют меня срочно покинуть Санкт-Петербург…

– Никак нельзя задержаться? – спросила жена Гриневского.

– Увы! Меня ждут Варшава и Париж… Калиостро нужен всюду.

Граф оглянулся на слугу, как бы в подтверждение своих слов, и Маргадон авторитетно кивнул.

– А как же папенька? – тихо спросила Мария и умоляюще посмотрела на Калиостро.

– Не знаю, – вздохнул тот. – Есть один план, но, боюсь, он будет неверно истолкован… Со мной может поехать кто-то из близких больного. Таким образом, я смогу осуществлять лечение опосредованно… Через родного человека.

Жена Гриневского испуганно глянула на мужа:

– Да кто ж у нас есть? Я да… Машенька…

– Ну уж нет! Как можно? – заволновался Гриневский. – Молодая девушка… Одна… В мужском обществе… Никогда!

– Я знал, что буду неверно понят, – сухо сказал Калиостро. – В благородство человеческое уже давно никто не верит! А жаль!

Он взял шляпу и решительно направился к дверям.

Мария побежала за ним:

– Граф! Господин Калиостро… Подождите!

Он не слушал ее, быстро шел коридором.

Она догнала его у дверей:

– Подождите!.. Я согласна!

Калиостро обернулся, внимательно посмотрел девушке в глаза.

– А вдруг я лгу? – неожиданно сказал он. – Вдруг я влюблен в вас и мечтаю похитить? А? Что тогда?!

Мария отшатнулась.

– Полно шутить, – тихо сказала она. – Когда любят, тогда видно…

– Что видно?

– Не знаю… Это словами не прояснишь…

– И все-таки? Что? – Калиостро пристально смотрел в глаза девушке. – Что?

Взгляд Марии потеплел, она улыбнулась:

– Неужто ни разу и не чувствовали?

Калиостро вздрогнул, потупил глаза…

Стоявший сзади Маргадон деловито достал книжечку, вынул грифель и что-то записал…

Где-то в глуши, в Смоленском уезде, среди холмистых полей, покрытых полосками хлебов и березовыми лесками, стояла старинная усадьба под названием Белый Ключ.

Центром усадьбы был большой каменный дом с колоннами, выходивший к реке и запущенному старому парку. На аллеях парка стояли выцветшие скамейки да несколько пожелтевших и основательно засиженных голубями скульптур в греческом стиле, что свидетельствовало о вкусах его прежних хозяев.

Теперь хозяевами имения были старенькая помещица Федосья Ивановна Федяшева и ее племянник Алексей Федяшев – молодой человек с печальными глазами. Печаль его происходила от мечтательности нрава и склонности к ипохондрии, распространенной среди молодых образованных людей того времени.

Дни свои он проводил в чтении книг и абстрактных рассуждениях. Вот и сейчас, сидя в гостиной с книгой, он вслух прочитал четверостишие:

…Из стран Рождения река

По царству Жизни протекает,
Играет бегом челнока
И в Вечность исчезает…

– Каково сказано? – Алексей посмотрел на Федосью Ивановну, сидевшую напротив и с аппетитом уплетавшую лапшу.

– И то верно, – сказала тетушка. – Сходил бы на речку, искупался… Иль окуньков бы половил.

– Вы ничего не поняли, тетушка! – воскликнул Федяшев. – Река жизни утекает в Вечность. При чем тут окуньки?

– Думала, ухи хочешь, – сказала Федосья Ивановна, – Ну нет – так нет… И лапша хороша!

– Ох, тетушка! – вздохнул Федяшев. – Мы с вами вроде и по-русски говорим, да на разных языках. Я вам про что толкую? Про СМЫСЛ БЫТИЯ! Для чего живет человек на земле? Скажите!

– Да как же так сразу? – смутилась Федосья Ивановна. – И потом – где живет?.. Ежели у нас, в Смоленской губернии, – это одно… А ежели в Тамбовской – другое…

– Нет! Сие невыносимо! – воскликнул Федяшев, встал и начал расхаживать по комнате..

– Жениться тебе пора! – вздохнула Федосья Ивановна. – Не век же, в самом деле, на меня, гриба старого, смотреть. Так ведь с тобой что-нибудь скверное сделается.

– Жениться? – Федяшев удивленно посмотрел на тетушку. – Зачем? Да и на ком прикажете?

– Да вот хоть у соседей Свиньиных – три дочери, все отменные… Сашенька, Машенька, Дашенька… Ну чем не хороши?

– Ах, тетушка. Для того ли я оставил свет, убежал из столицы, чтоб погрязнуть в болоте житейском?.. Ну женюсь – и что будет? Стану целыми днями ходить в халате да играть в карты с гостями… – Федяшева даже передернуло. – А жена моя, особа, которая должна служить идеалом любви, будет, гремя ключами, бегать в амбар. А то и… совсем страшно… закажет при мне лапшу и начнет ее кушать?

– Зачем же она непременно лапшу станет кушать, Алексис? – чуть не подавилась тетушка. – Да хоть бы и лапшу… Ну что тут плохого?

– Нет, миль пардон, Федосья Ивановна! Не об этом я грежу в часы уединения…

– Знаю, о ком ты грезишь! – сказала Федосья Ивановна и обиженно поджала губы. – Срам один! Перед людьми стыдно…

– Это вы… о ком? – настороженно спросил Федяшев.