Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин

– Вы что, издеваетесь? – начала злиться Настя.

– Ладно, – сделал уступку корнет, – только ради вас: двадцать, и ни копейки меньше!

– Болван! – вспылила Настя. – Вы погубите отца!

– Хорошо! Поскольку уважаю вашего папашу… Как говорится, ни нашим, ни вашим. – И корнет назвал окончательное число: – Двенадцать! Больше уступить, сударыня, не могу – перед ребятами стыдно, засмеют.

– Хотите в беду попасть – несите что угодно. Я вас предупредила! Прощайте! – Настя пошла к двери.

– То есть как «прощайте»? – Корнет был искренне изумлен. – И это все?

– Что «это»? – не поняла Настя.

– Ну, это… Поцелуи… Признания… Это что ж? Спектакль?

– И вы поверили, что правда? – улыбнулась его наивности Настя.

– Как же можно такими святыми вещами играть? – Плетнев был обижен и оскорблен. – Я к вам со всей душой. А вы… За что?

Настя посмотрела на убитого горем Плетнева, пожала плечами и устремилась к выходу.

– Ничего не буду говорить! – взъерепенился корнет. – Пусть тюрьма! Пусть Сибирь! Сорок их было! – И для усиления добавил: – И без масок!

Настя остановилась.

Негодующий Мерзляев шел к своему экипажу. Навстречу ему выскочила бричка, которую погонял Артюхов. Увидя шефа, подручный резко осадил коня.

– Разрешите доложить, господин штабс-капитан! – радостно крикнул Артюхов. – Поймали! Пытался бежать в переодетом виде…

– Допрашивали?

– Без вас не посмели. Но по дороге в тюрьму он мне рассказывал: мол, какие-то пятеро… На белых лошадях… Лиц сподвижников не разглядел, потому что были в полумасках…

В уме Мерзляева мгновенно промелькнула догадка:

– С дочерью он виделся перед арестом?

– Так точно! Виделся!

– Ах, черт! – выругался Мерзляев.

– Агент наказан! – поспешил оправдаться Артюхов, но Мерзляев его уже не слушал.

– Актерка! Дездемона! Обвели вокруг пальца! – И с неожиданной резвостью Мерзляев припустил к лазарету В палате шло бурное объяснение.

– И вот из-за вашей бесцеремонности папенька угодил в тюрьму, – заканчивала Настя свой обвинительный монолог. – А дальше он подвергся таким испытаниям, о которых я не имею права вам поведать! Какие же чувства можно к вам испытывать?!

– Простите великодушно! Не знал! Виноват! Но поймите – воспылал… Чистая любовь! Одним словом, ураган души, – кстати, как вас зовут?

– Ах, чистая любовь? А эта самая… которую я здесь только что видела?

– Жужу, что ль? Это мой товарищ!

– Товарищ!? – Настенька зашлась от возмущения. – Впрочем, мне плевать! – опомнилась она. – Меня это не волнует! Ничего, кроме отвращения, я к вам не испытываю… Любимый мой, Лешенька, желанный… Счастье мое ненаглядное! – И Настя повисла на Плетневе, покрывая его жаркими поцелуями, поскольку увидела в дверях вошедшего штабс-капитана.

– Я на седьмом небе, любовь моя! – воскликнул корнет, прижав девушку к груди.

– Извините, господа, я прерву вашу семейную идиллию, – сухо сказал Мерзляев.

– Да что ж это такое, в конце концов? – возмутился Плетнев. – Выйдите вон!

– Сначала ответьте на вопрос: кто на вас напал?

– Сначала меня арестуйте, а потом допрашивайте!

– Думаю, придется удовлетворить вашу просьбу, – резко ответил жандармский офицер. – И все-таки – кто напал?

– Чтоб он от нас отвязался, ответь ему, Леша! – посоветовала Настя.

– Пять всадников! На белых конях! В черных костюмах и черных полумасках, – заученно отбарабанил корнет и не удержался: – Остальных, не помню сколько, положил на месте!

– Я так и думал! – протянул Мерзляев. – Теперь мне ваша неблаговидная роль, сударыня, ясна до конца. Думаю, мы продолжим разговор с вами в другом месте.

– Леша, солнышко мое! – Настя испуганно прижалась к корнету. – Этот тип меня преследует! Он сделал мне гнусное предложение…

– Что? – взревел корнет. – Стреляться! Здесь! Сейчас! Немедленно!

– Попрошу не выходить из помещения, – холодно приказал Мерзляев. – Через пятнадцать минут здесь будут жандармы…

– Трус! Ничтожество! Подлец! – продолжал выкрикивать оскорбления корнет. – Будешь стреляться или нет, сукин сын?!

– Милостивый государь, – хладнокровно произнес Мерзляев. – При исполнении служебных обязанностей я не стреляюсь, а стреляю! – И, круто повернувшись, покинул лазарет.

Наступила пауза.

– Ну, все! – вздохнула Настя. – Он нам этого не простит.

– Не сердитесь на меня, – удрученно пробормотал Алексей. – Не сдержался… Все испортил!

– Лешенька, – нежно произнесла Настя и подошла к корнету. – Горе мое… ненаглядное! – Она ласково погладила его по лицу.

– Он что, подглядывает опять? – недоверчиво спросил Плетнев и отстранился.

– Нет… Я не поэтому! – Настя прильнула к корнету.

– Родная моя! Желанная! Я вам раб навеки! – И вдруг Плетнев снова запнулся. – Кстати, сударыня, как вас зовут?..

В уютном тюремном кабинете господин Мерзляев кормил рыбок. Не прерывая этого важного занятия, он вел беседу с актером Бубенцовым. Впрочем, вряд ли допрос можно считать беседой… Ссадины и синяки на лице актера свидетельствовали об этом.

– Любезнейший Афанасий Петрович! Ну зачем вы меня обманываете? Я сам ценю шутку, но всему же есть предел. Мы с вами два просвещенных, уже немолодых человека – неужели мы не найдем общий язык?!