Антология смерти

– Нет, – Артур твердо стоит на своём, – Ты сама виновата. Не надо было снимать маску…

Напряжённо замолкаю. Нет! Я не верю! Такого просто не может быть. Человек душу вложил в эту постановку, и его сняли с гастролей? Даже Рыбка на такое не способен… Артур попросту запугивает, чтоб впредь следила за маской.

Невольно вспоминаю предконцертную репетицию. Сейчас всё в другом цвете. Сейчас – торжественно оранжевое. Тогда казалось – мутно-серым. Эту репетицию я еле выторговала.

– Обычно балет или музыканты репетируют перед концертом без звезды, – за время подготовки к концертам Артур стал большим профи в этих вопросах, – Главный герой присоединяется к команде только во время выступления…

– Мне всё равно! – возмущалась я так отчаянно, что со мной решили не связываться, – Я хочу попробовать зал!

И вот, дали попробовать. Не зря, кстати. Сцена, как сцена, да только пространства для работы в два раза больше, чем я привыкла на прежних репетициях. Впереди мелом очерчены какие-то полосы.

– Это чего? – спрашиваю подозрительно.

– Это ограничения. За них заходить нельзя. Снопы искр пускать будем во время первой песни и перед финалом.

Понятно. Мне, как животному неотёсанному, словами ничего не объясняют, а попросту рисуют красные флажки. Об искрах, кстати, тоже ни слова не сказали, сволочи. Я, между прочим, натура чувствительная, могла перепугаться их и позорно покинуть сцену… Но я уже была наученная, скандалить не стала. Настроилась, отработала пару песен. Всё на музыке, фонограмму с голосом раньше времени светить не хотят. Прерывались для обсуждения. Слова нового балетмейстера – мальчика-танцора, который временно выбыл из композиции и смотрел на всё со стороны, – всерьёз как-то не воспринимались. Мальчик, он мальчик и есть. Даже пукнуть против меня боится.

– Отлично! – сипло хвалил он, явно стесняясь микрофона, – Всё очень хорошо получается, как Валерий Палыч и задумывал… – и слышалось в упоминании постановщика столько трагедии, что я как-то совсем растревожилась. Что со стариком сделали?! – Линка, только диагональ держи… – мальчик переходит на сведение личных счётов. По слухам, долговязая Линка ушла от него к какому-то другому танцору, и наш мальчик с радостью журил её, – Да, Черубина выбивается! А ты, Линка, сразу перестраивайся на новую диагональ. Твоя задача подстраиваться под солиста, а не его – под тебя… – тут мальчик, видать, осознал, что сболтнул лишнее и судорожно сглотнул, – Простите, Черубина х-м-м-м…

По привычному мальчику этикету положено было произнести отчество, но у меня его не было, и оттого вышло глупое затруднение.

– Черубина Рыбовна, – невозмутимо представилась я. И стала ждать реакции: «Нет, не может быть. Такой стёб всерьёз не воспримут. Сейчас рассмеются… Перейдём на внеофициальные отношения…» Не дождавшись смешков, спросила, – А из какой диагонали я выбиваюсь? Вы говорите, я ж со стороны не вижу…

– Черубина Рыбовна, – новое имя было принято без тени улыбки, – Вы уж, извините… Два шага влево. Нет, в ваше лево. Да. И вот тут и работайте…

Я делала необходимые шаги, смущалась, что дрожь моих коленок сотрясает пружинящую под ногами площадку, и ни секунды не верила в успех предстоящего мероприятия. Артур сообщал подбадривающе, мол за первый же день продаж, билетов ушло на два десятка тысяч чужих самостийных денег. А я лепетала вместо „ура, на нас хотят идти!” паническое: „Во перед каким количеством народа опозорюсь!” Артур шептал мне на ухо о том, что за такую кислую физиономию Рыбка б меня давно уже придушил, а во всеуслышанье горланил о моей чудесной скромности.