Антология смерти

– А всё из-за моей старательности, – хихикала Сонечка, – Всё из-за моей преданности делу. В юности я играла в самодеятельном театре. Маленькая женщина и большая актриса в одном лице. Смешно вспомнить! У меня была совсем маленькая роль. Но я объездила полстраны с гастролями. Я Играла убиенную горем мать, присутствующую на похоронах сына. Те три минуты, что я оплакивала убиенного, вместе со мной рыдал весь зал. Мы играли и играли этот спектакль, а я всё рыдала и рыдала… И надорвала психику. Правда! Представьте, каждый день по два раза на день нужно натуралистично впадать в истерику. А что делать? Работа такая, накручивать себя до нервного срыва и реветь. Потом знаете, как сложно на нормальные рельсы перестроиться? Я вот до сих пор не смогла. Только сигаретами и держусь. А что выдумаете? Вот древнерусские плакальщицы, например. Они ведь все тоже были ненормальные.

– Ну, уж не настолько, как ты, – бухтит Нинель себе под нос, а вслух говорит, – И почему-то они обходились без сигарет!

– Бедняжки, – согласно вздыхает Сонечка, – И так всю жизнь плакальщицами и оставались. Потому что ничего другого кроме рёва делать уже не могли. А вот дали бы им тогда по сигаретке…

Сонечка прекрасно знала о чувствах Нинель и отвечала ей полной взаимностью. Только никогда не показывала этого открыто.

– Нет, я совсем её не ненавижу, – признавалась Сонечка мне, своим быстрым полушёпотом, – Ты же знаешь, всех людей я люблю до невозможности. Но у меня такое чувство… Что… Как бы это получше выразить… Если бы мы оказались с ней на краю света. Ну, в буквальном смысле. И вот если бы она стояла там и всматривалась… Глядела, что же там, за краем делается… Я бы не удержалась, подскочила бы тихонечко и столкнула бы её туда. Представляешь, Мариночка? Я когда такое чувствую, мне жить не хочется. Грустно жить с дрянью… А мне с самой собой ещё всю жизнь прожить придётся…

Я её не утешаю. Не знаю, как. Молча слушаю и улыбаюсь, оттого что понимаю – окажись Сонечка и впрямь в подобной ситуации, она бы Нинель не то, что не столкнула, она бы отгонять её от пропасти стала. Но Сонечке об этом рассказывать бесполезно – она в себя никогда не поверит.

Вообще-то Сонечку у нас все недолюбливают. И оттого, что истерична, и оттого, что удачлива (самые сложные и желанные клиенты ей сдаются легко и радостно), и оттого, что слишком вызывающе себя ведёт – и не думает скрывать свои многочисленные связи и похождения.

– Ну что вы так на меня смотрите? – обиженно спрашивает она в самые сложные моменты, – Да, действительно, папку с документами я прое…, тьфу, как бы так сказать, чтоб вы поняли. Пролюбила. В буквальном смысле. Ну, вы же сами понимаете, бывают такие чувства, что забываешь обо всем на свете. Тем более о каких-то бездушных документах. Нет, зайти к нему я не могу. Мы расстались навсегда, и он не должен меня больше видеть. Карпуша, ты должен сходить и забрать документы вместо меня.

– Почему он? – чутко вступает Нинель, – Почему ты, Софья, вечно вынуждаешь кого-то расплачиваться за твои ошибки?

– Давай я схожу, – предлагаю миролюбиво. Не потому, что у меня много свободного времени, а оттого, что Сонечка страшно напоминает мне Сонечку Голлидэй. Не могу не выручить эту гостью из цветаевской прозы. Как и Марина Ивановна героиню своей «Сонечки», я люблю нашу Сонечку и принимаю её такой, какая она есть. Да и документы в той злополучной папке достаточно важные. Важные для нас для всех, не только для Софьи.

– Нет-нет, – испуганно шепчет Сонечка в ответ на моё предложение, – Только не ты. Марина, ты не должна к нему ходить! Ты – красавица, и он забудет меня навсегда… Пусть все же сходит Карпуша. Или Нинель, раз она так не хочет его отпускать…

За подобные выкрутасы Сонечку считали глупой. Впрочем, ту цветаевскую Сонечку тоже не любили. Она была вздорная и ревнивая. Но Цветаеву она любила, а при любимом человеке все мы делаемся значительно лучше. Поэтому в «Сонечке» Сонечка великолепна. И остаётся такой, даже когда забывает Цветаеву, уезжает на гастроли, кружится в вихре новой жизни, выходит замуж, даже не заходит к Марине Ивановне, будучи проездом в Москве. Так и моя редакционная Сонечка, чтобы ни вытворяла, всегда остаётся прелестно милой. Тем более, что она пишет очень тонкие стихи и мне они страшно нравятся.

«Не сиди с таким умным видом. Рассказывай, что там у тебя вчера наслучалось?» – разрываемый любопытством Карпуша отрывает меня от раздумий своим текстовым сообщением. Окошко с его призывом резко всплывает на экране моего монитора, и я едва успеваю закрыть его, прежде чем Вредактор заглянет ко мне в компьютер.