Антология советского детектива-10. Компиляция. Книги 1-11

Жесткие руки подняли его в воздух и сокрушительно встряхнули. Отлетели от бешмета пуговицы, грудь сдавило, словно в тисках. Гваридзе стал задыхаться. Ахмедхан смотрел на Митцинского. Тот кивнул головой.

— Отпусти. Не забывайтесь, Гваридзе, перед вами имам. У меня вполне нормальное воображение, Георгий Давыдович. Дело не только в анкете. Быков, как мне сказали, за всю жизнь ни разу не был на охоте. Он бездарно свежует дичь. А ко мне явился, чтобы заверить в своей неосведомленности. Второе. Подпольный кабинетный крот Георгий Гваридзе вряд ли решился бы на прыжок в ночь, в темень, на верную смерть. Я долго наблюдаю за вами и убедился в этом. И, наконец, самое существенное — моя интуиция. Она почти никогда не подводила меня, и сейчас она говорит, что вы играете роль — надо сказать, бездарно играете. Скорее всего вы попали в ЧК вместе с князем Челокаевым, и Быков вытряс там из вас идейную начинку. Надо отдать ему должное, сделать это за такой короткий срок может только мастер, я на такое не способен.

Митцинский не обвинял Гваридзе. Он просто рассуждал, препарировал ситуацию. Это было страшнее. Гваридзе изнемогал, не в силах больше выдерживать, он перебил Митцинского:

— Тогда зачем вы едете в город?! Вы же уверены, что вас возьмут!

— Видите ли, Георгий Давыдович, любопытствую, как это у них получится — взять безнаказанно имама всего Кавказа. И потом, я уверен в этом на девяносто процентов. Но ведь остаются еще десять. А за ними — арестованный брат. Вы же кавказец, вы должны меня понять.

— Ну что ж, езжайте. Я дождусь возвращения в обществе дамы, это не столь томительно. Вы позволите, имам, потом за это ожидание назвать вас паникером и истеричкой?

Митцинский с любопытством смотрел на Гваридзе.

— Браво, Георгий Давыдович. Ваши шансы на жизнь повысились. Но пакеты у связных все же проверят. Подумайте об этом.

Он вышел и велел Федякину послать вдогонку за Драчом офицера порасторопнее. Вахмистр шел за кордон, к зарубежным связям, и его следовало пускать туда чистым, с нужной информацией. Тифлис близко, с ними связаться в случае чего проще.

Право на проверку пакета давал перстень Митцинского, который увез с собой посланный вдогонку офицер. Он выехал со двора через несколько минут.

39

Быков пригласил к себе начальников отделов, командиров частей Красной Армии, ЧОНа, начальника гарнизона.

Когда все собрались, Быков поднялся, жесткий, собранный, достал из стола лист бумаги, заговорил, чеканя металлические, холодные слова:

— Начнем. Вот мои полномочия — приказ из Ростова. Подписан оргбюро и ревкомом края. Прошу ознакомиться.

Пока приказ ходил по рукам, Быков стоял, провожая лист суженными глазами. В молчании похрустывала бумага. Приказ вернулся на стол.

— Властью, данной мне правительством, я собрал вас для координации наших действий. Утром я вернулся из Ростова. Эти действия рассмотрены и одобрены. В связи с чрезвычайной ситуацией, сложившейся в области, приказываю привести в повышенную боеготовность все регулярные войсковые соединения Чечни. Гарнизонам крепостей Ведено и Шали перейти на круглосуточную боеготовность с сегодняшнего дня. Операции необходима строжайшая секретность. В ней занято полторы тысячи человек. Инструкции для руководства начальникам частей и гарнизонов — в этих пакетах. Получите в конце совещания. Пакеты разрешается вскрыть только по сигналам ракет с городской колокольни — это городским частям. Остальные вскрывают пакеты по телефонной связи. Приказываю сегодня к ночи обеспечить сменное дежурство вдоль телеграфных линий для охраны.

Быков закончил совещание через несколько минут, сухо сказал:

— Все свободны.

40

Утром он вызвал к себе Аврамова. Посмотрел на него недовольно, сказал:

— Ты, Аврамов, вроде зубной боли для меня на данном этапе. Ну задержал он Сонюшку, сволочь эдакая. Ну и что из этого вытекает? Из этого, во-первых, вытекает, что главный опер все равно должен заниматься своим делом, а не устраивать раньше времени панихиду. А во-вторых, коли держит в заложниках, значит, должен сам явиться. А явится — мы с него всё сполна спросим и потребуем.

— А я что... я ничего, — угрюмо сказал Аврамов.

— А ему как раз и надо, чтобы ты был ничевоком. А нам надо, чтобы ты классовой злостью полыхал и блеском оперативного ума.

— Да полыхаю я, полыхаю, — буркнул Аврамов.

— Ни черта ты не полыхаешь, — свирепея, сказал Быков, — у тебя на лице благородная тоска, и мухами оно засижено, смотреть муторно. — Сопнул, отходя, сказал примирительно: — Наломаем мы с тобой дров, а? Имама Кавказа брать собрались. Это ой-ей-ей... А что еще хуже — в ревкоме берем, это категорически воспрещено нам с тобой. Ты запомнил, куда окна приемной выходят? А то у меня в памяти провалы и трещины по этой части.

— Глухая, мощенная булыжником улица.

— Оцеплена надежно?

— Слабее, чем фасад.

— Это почему?

— Все потому — людей нет.

— Полторы тысячи! Пол-то-ры! — грозно напомнил Быков.

Аврамов вздохнул, стал загибать пальцы: