Антология советского детектива-10. Компиляция. Книги 1-11

— Очень просто. Как бы яснее сказать… Если коротко и без шуток: мы с вами в разных куриях.

— Это что же? Вы говорите про выборы в Государственную думу? Когда вы еще были… э-э… Кем вы тогда были? Пекарем? Слесарем?

— Токарем по металлу. И, скажу вам, на выгоднейшей работе: нарезал соединительные муфты для бурильных труб. Зарабатывал по семь, по восемь рублей в день. Смеетесь? Для рабочего человека это были огромные деньги. Хозяйке за угол и стол я платил всего двадцать рублей в месяц. Посылал отцу, кое-что откладывал. К началу германской войны у меня на сберегательной книжке лежало шестьсот рублей. В тех-то деньгах!.. Потом, правда, перешел в снарядный цех на другом заводе. Заработки стали поменьше.

— Понятно. В снарядный — чтобы не попасть в солдаты?

— Так сложилось.

Сложилось из-за неудачной забастовки, одним из организаторов которой Шорохов был. Это сейчас ему вспомнилось. Он повторил: — Так сложилось. Да…

— Не надо, не оправдывайтесь, — удовлетворенно сказал Мануков. — Но теперь ясно, что, конечно, все российские революции не могли прийтись вам по вкусу. Однако о каких куриях вы говорите?

— Вы — житель Ростова.

— Положим. Что из этого следует?

— По сравнению с Ростовом городишко мой — закуток.

— Тут вы не ошибаетесь.

— Размах вашей торговли — мне такой и не снился.

— И не приснится. Но какая связь?

— Простая. Потому-то и вышло, что прежде вы не вступали со мной в какие-либо дела. С моим компаньоном тоже. Я для вас как бы вовсе не существовал. Но — так и вы для меня.

— Не спорю. Однако все это в прошлом.

— Но что изменилось? Недели через две поездка закончится, разбредемся по своим углам.

Мануков рассмеялся:

— Понимаю. Вы на меня еще сердитесь.

— За что?

— За вчерашнее утро.

— Ах, это! — воскликнул Шорохов. — Было — прошло.

На самом-то деле он поразился тому, насколько точно Мануков угадал, что события того утра никак не выходят у него из головы.

— Зря, — мануковская ладонь легла ему на колено. — Своим надо прощать. Тем более что поводов для волнения у меня предостаточно. Было и есть. Слишком большая игра. Жаль, если вы этого не понимаете.

Шорохов вопросительно смотрел на него.

— Слишком большая… Вы бывали в Козлове.

Мануков не спрашивал. Утверждал, как нечто бесспорное. Но тут-то Шорохову скрывать было нечего!

— Когда же? В мирное время я что ни день торчал у станка. Вышел в купцы? Центральная Россия была уже отрезана фронтом.

— Да-да, — согласился Мануков. — Я забыл. Взамен могу просветить: важный узел железных дорог, холодильники, скотобойни. Домишки, правда, невзрачные, но купечество в них проживает богатое.

Шорохов вздохнул:

— Где там теперь оно! Большевики-то из Козлова ни разу не уходили.

— И почему, как по-вашему? Ведь с Юга России они ушли.

В этот момент передние колеса экипажа влетели в выбоину. Их обоих подбросило.

— О, ч-черт! — выругался Мануков. — В Козлове сейчас штаб Южного фронта красных. Представляете себе, если корпус Мамонтова его захватил? А что? Чего еще тогда и желать?

«Не может быть!» — едва не вырвалось у Шорохова.

— Крепко же, — Мануков потирал подбородок. — И будь проклято, тяпнул сам себя за язык, дьявол его побери!

«Но почему для твоих торговых дел так это важно, — думал, глядя перед собой, Шорохов, — захватили мамонтовцы или не захватили штаб?»

В Козлов они въехали в четвертом часу дня.

Колеса экипажа прогремели по настилу моста через реку Лесной Воронеж. Слева и справа потянулись деревянные и кирпичные домишки. Из дворов через тесовые заборы переваливали на улицу свою красно-зеленую кипень кусты бузины. Нигде не было ни души. Шорохов успел подумать: «Да не вранье ли, что в Козлове казаки?»

— Чувствуете? — спросил Мануков. — Горелая крупа.

Воздух был дымным, Шорохов это уже заметил, как и то, что в окошках домов, мимо которых проезжал экипаж, были выставлены иконы.

— Гони! — Мануков кулаком толкнул кучера в спину и обернулся к Шорохову:- Слышите благовест?

Еще бы! Сквозь стук копыт и колесный грохот прорывалось гудение колоколов. Мануков протянул руку вперед:

— К соборам!

Но экипаж Варенцова и Нечипоренко обогнал их и свернул в размытый дождями узкий проулок.

— Назад! — Мануков грозил кулаком. — Что там делать? Однако и кучер их экипажа правил туда же.

В проулке Шорохов увидел толпу. Это были первые люди, которые ему встретились в городе. Они обступали один из домишек с выбитыми стеклами и сорванной с петель входной дверью. Какое-то тряпье летело из окон. Погром!

Он оглянулся на Манукова.

Держась за поручни, тот стоял в торжественной позе.

— Народ, который собственными руками творит историю, — голос его был до визга высок. — Сюда бы сейчас господ, которые не верят, что Россия очнется от большевистского угара!..

В бешеной скачке остались позади одна, вторая, третья улица — тоже пустынные, но теперь Шорохов знал: затаившиеся.

Еще один поворот — экипажи остановились. Лошади были в мыле. Пена свисала с их морд, бока дымились. Шорохов огляделся: улочка тихая, заросшая травой.

Подбежал Нечипоренко:

— Приехали.

Не спеша подошел Варенцов, указал на ближайшие ворота:

— Родня. Еще по первой жене.