Антология советского детектива 11. Компиляция. Книги 1-11

Но возникшее было опасение, что вызванное моим нахальным визитом раздражение наложит отпечаток на нашу беседу, очень скоро рассеялось. Адвокат оказался большим говоруном, и, в конечном счете, наличие в моем лице необходимой аудитории, надеюсь, скрасило ему неприятное впечатление от моей неприличной настырности.

— Только не говорите мне, будто это женское дело, — спустя пару минут говорил Лев Сергеевич, с отменной ловкостью шинкуя пучок петрушки. — Чушь! Зайдите в любой приличный ресторан в любой нормальной стране и в девяноста девяти случаях из ста вы увидите только повара-мужчину!

Он стоял у разделочного стола, а я сидел напротив него, с интересом оглядываясь по сторонам: все свободные от полок для утвари стены кухни были завешаны ресторанными меню — старинными и современными, на самых разных языках, из чего можно было сделать вывод, что сам Пирумов, похоже, уже провел означенный эксперимент, причем, не единожды.

— И кстати, обратите внимание, стряпчий у Даля имеет два значения: «повар, кашевар в артели» и одновременно «поверенный, ходатай по делам, законник, тот, кто ходит по судам, ведет иски и тяжбы»! Лично я вижу в этом нечто более глубокое, чем просто однокоренное происхождение этих слов, — он закончил с петрушкой и принялся маленькими кусочками нарезать нежно-розовую телятину. — Уж поверьте моему опыту: в приготовлении блюд так же, как в судебном процессе, важнее всего правильно скомбинировать, гвоздь всего — чувство меры, понимание, так сказать, совместимости элементов, будь то слово, жест, соус или пряности. Недоперчить не менее опасно, чем переперчить, а стоит упустить из виду какую-нибудь, на первый взгляд, сущую мелочь — да вот хотя бы щепотку сухого тимьяна, за которым я, между прочим, специально езжу на Черемушкинский рынок — и все, загубишь дело! Не спорьте, не спорьте, мир создан из мельчайших частиц, и этим нам как бы раз и навсегда дано понять, что пренебрежение малыми сими опасно коварнейшими последствиями!

Я и не думал спорить. Я вообще с тех пор, как вошел, не сказал ни единого слова, с восхищением наблюдая за тем, как ловко хозяин крошит овощи и коренья, чистит шампиньоны, поджаривает на покрытой тонким слоем масла маленькой сковородке муку, а потом пересыпает ее в кастрюльку, разводит бульоном, добавляет туда яичный желток, сливки, еще что-то... Наконец, когда на всех четырех конфорках плиты уже все шипело, булькало и исходило паром, Лев Сергеевич позволил себе скинуть ненадолго фартук и присесть напротив меня.

— Так я вас слушаю, юноша. Вы говорили, как будто, что дело касается Глебушки? Э... Глеба Саввича, — поправился он.

Я кивнул.

— В определенном смысле. Не столько самого, сколько наследства... которое он... оставляет... оставил... — я замялся, запутавшись в этих предательских временах, испытывая неловкость от того, что вынужден говорить все это о живом еще человеке.

Но Пирумов избавил меня от терзаний, остановив взмахом руки.

— Понятно, понятно, я в курсе. Рассказывайте по порядку.

Я рассказал. И показал. Я в последнее время уже столько раз это рассказывал и показывал, что практически заучил наизусть и мог бы выступать с этим номером на эстраде. Но Лев Сергеевич был, кажется, первым, кто поверил моей, вернее, шурпинской версии, и первым же, кто не начал истерически дергаться при виде блестящей железки с дыркой. — Плохо, — произнес он, задумчиво повертев ее в руках и вернув мне, — плохо, если вы правы. Случайно, не по этому ли поводу мне сегодня с утра звонил его племянник Нюмочка Малей?

Я сказал, что да, видимо, по этому.

— О-хо-хо, — тяжко вздохнул стряпчий и снова повторил: — Плохо. Такого поворота Глебушка не предусмотрел... Всего боялся, кроме этого...

И я наконец узнал, чего боялся Глеб Саввич Арефьев.

Во-первых, коллекционер, конечно, боялся воров. В последние годы его пытались грабить дважды. После первого раза он поставил квартиру на охрану в милиции, в результате чего во второй раз грабителями оказались сами милиционеры. Тогда он от них отказался, решив обороняться собственными силами: так, кроме решеток, на окнах появились стальные жалюзи английского производства типа тех, что устанавливают в ювелирных магазинах, а обычная стальная дверь была заменена на аналогичную тем, которые в банках закрывают проходы в хранилища и депозитарии, да не с обычными замками, а специальными магнитными, практически не поддающимися подбору отмычек. Квартира превратилась в неприступную крепость, способную пасть только под ударами артиллерии.