— А разве нэп, нэп, провозглашенный Лениным, — не дождавшись ответа, снова заговорил Киреев, — разве нэп не дал стране экономической передышки после тяжелейшей эпохи военного коммунизма? Разве новая экономическая политика, коль уж вы, Борис, хотите вести беседу привычными вам, молодежному работнику, категориями, не дала возможность нашей экономике создать платформу, на которой потом поднялись три кита — коллективизация, индустриализация, культурная революция?
— Нас все больше призывали быстрее коммунизм строить, чем военный коммунизм вспоминать... — неопределенно отозвался Борис. Но вот его голос посуровел: — И вовсе не был нэп платформой! Он был лишь одним из факторов быстрейшего восстановления народного хозяйства, о чем так и говорили на X съезде ВКП(б). Я знаю историю партии, Виктор Николаевич. А вы что же, считаете, что через семьдесят лет после Октября мы в такое положение попали, что опять надо новую экономическую политику устанавливать, чтобы поддержать экономику? Ни войны, ни разрухи мое поколение не знало.
Киреев беспомощно посмотрел на Пастухова-старшего и тихо возразил:
— Но застойные явления... Развертывание, пробуждение инициативы... Это в данный момент важно обществу.
Глеб откашлялся и деловито сказал:
— Ладно, митинговать до утра можно. Говори: согласен, нет — и дело с концом. Не у тебя одного диплом кооперативного техникума, имей в виду.
— А что ты меня понукаешь? — усмехнулся Борис. — Тут вот Виктор Николаевич интересовался, доверяю ли я вам. Доверяю. Но сомневаюсь. Не сомневаются только круглые идиоты.
— Я же говорил, мы не ошиблись в кандидатуре твоего брата. Он человек умный, знающий... — проговорил Киреев горделиво.
— Да не задабривайте меня... — почему-то огрызнулся Борис. — Я или решу, или нет. Морочить голову вам не стану. А чтобы решить, должен понять.
Вдруг дверь соседней комнаты распахнулась. На пороге маленькой спальни стояла жена Бориса, Люся, — голова поверх бигудей повязана старым японским шелковым платком, из которого там и сям торчали истершиеся люрексные нити:
— А что тут понимать? — заговорила она с откровенным возмущением. — Что тут понимать?! Тебе люди предлагают начать жить! Жить! Тебе тридцать шесть лет, а ты жил когда-нибудь? Я жила когда-нибудь? Мы что парню оставим? Долги? Тебе парню велосипед купить не на что! Тебе не надоело копейки считать? Нищета! Долги, долги, долги... Вы думаете, я не экономная? Или он пьет, что у нас денег нет? — не меняя крикливого тона, обратилась Люся к Кирееву. — Ничего подобного! Уж всяко изворачиваюсь, а он, — Люся резким жестом указала пальцем в сторону мужа, — еще до борьбы с этим самым алкоголизмом никогда в рот не брал! Он идейный, понимаете? Идейный! Поэтому сидит в этой Малаховке! У меня мои кровные инженерские сто шестьдесят — и на сапоги, и на яйца всмятку! И у него еще семьдесят пять под отчет и сто в аванс. А жизнь какая? Все прожираем. Все!
— Люсь, Люсь... — безвольно протянул Борис. — Посторонние в доме...
Видимо, к грозным эскападам жены он давно привык. Но Киреев понял, что в лице Люси он нашел мощного сторонника.
— Жизнь, Людмила Тимофеевна, во всем мире изрядно подорожала. Был я, скажем, в Венгрии, в ГДР. — Женщина посмотрела на Киреева с интересом и улыбнулась. — Кстати, о моих поездках. — Киреев обратился к Борису. — Я наблюдал там за сотрудничеством кооперативов с государством. Выгодно обеим сторонам. А основы... Основы незыблемы. Мы вам предлагаем почти четыреста рублей. — Он бросил быстрый взгляд на Людмилу, у той глаза потемнели от расширившихся зрачков. — Четыреста приблизительно, по нашим расчетам. Предприятие законное. Разумеется, дело будет делаться чистыми руками. Почему, собственно, мы и стремимся, чтобы в общем нас окружали свои люди. Кстати, нам нужен еще один человек. Экспедитор. У вас никого нет на примете?
Борис опять только усмехнулся.
— Да хватит тебе фыркать! — цыкнула на него Люся.
— Вам нужны люди особого склада, — тяжело вздохнул Борис, — умеющие через себя перешагнуть. Через представления, укоренившиеся понятия и так далее. Экспедитор нужен? — Пастухов-младший задумался. — Есть у меня один парень, у него «Волга»-пикап. Все, что осталось от былой славы. — «Опять, — отметил про себя Киреев, — эта тонкая, будто приподнимающая его, Бориса Пастухова, над женой, братом, гостем усмешка». — Спортсмен был неординарный. Но давно уже в тираже. А амбиции не смиряются с бытием. Их продолжает определять сознание кумира... «Виноградов, шайбу, шайбу!» — орали стадионы — от дворового, где мы мальчишками консервную банку пинали, до тех, где он гонял шайбу с известинским снеговиком...
— Ты что, про Кирюху Виноградова? — полуудивленно-полуобрадованно спросил Пастухов-старший.
— Про него.
— Как он сейчас? Это, — пояснил Глеб Кирееву, — наш старый сосед. Боря с ним еще в одном классе учился. Он хоть сейчас не пьет, а, Борис?
— Говорит, не пьет.
— «Торпеду» вшил?
— Нет. Пить не на что.
— А вообще это мысль... — сказал Глеб. — Борь, сведи нас накоротке.