Антология советского детектива-13. Компиляция. Книги 1-14

Так через 36 часов после преступления убийцы были установлены и задержаны. Приказом начальника Управления Фомину объявлена благодарность и выдано денежное вознаграждение. Закончилось одно из многих расследований. За долгий и плодотворный путь в милиции Михаилом Николаевичем Фоминым раскрыто более 200 крупных и опасных преступлений. Он имеет 39 благодарностей и различных наград, удостоен трех правительственных наград: орденов Ленина, Красного Знамени, медали «За отвагу».

В 1962 году подполковник милиции Михаил Николаевич Фомин, отдав без малого 36 лет любимой работе в уголовном розыске, по состоянию здоровья был вынужден уйти на пенсию.

Сейчас он на заслуженном отдыхе. Но продолжает активно сотрудничать с милицией. Часто бывает в Управлении уголовного розыска, где добрая половина старых работников — воспитанники Фомина. Они с честью продолжают эстафету, начатую первыми сотрудниками уголовного розыска нашего сибирского края.

Побег

Ю. ВОЛОЖАНИН,

подполковник милиции

Все началось с того, что в поселке Гутой в конторе сельсовета задержали с поличным налетчика. Их было несколько человек, но задержать удалось только одного. Это было ночью. А днем допрашивали грабителя, но он, уставившись наглыми глазами в упор на уполномоченного Сироткина, ничего не говорил. Это был мужчина лет сорока, ладно сложенный, с обветренным лицом и пышной красивой шевелюрой. Держался он как-то не так, как обычно ведут себя в таких случаях преступники: не склонял низко головы, не прятал лицо, не потирал нервно руки, не сутулился и не заискивал; в осанке его проглядывалась некая независимость. Одет он был просто: брюки в сапоги, рубашка-косоворотка, пиджак. Но и здесь было что-то не так, как у простых мужиков, — чувствовалась аккуратность и даже подтянутость.

— Кто вы такой все-таки, а? Ну почему вы скрываете имя-то свое? Как же, извините, я должен вас звать-величать? Вероятно, Иваном Ивановичем да еще Ивановым?

Задержанный просветлел в еле уловимой улыбке, согласно кивнул и наконец сказал:

— Можно и так называть — любого русского назови Иваном, не ошибешься.

И, промучившись еще некоторое время, ничего не добившись, уполномоченный направил задержанного в камеру.

А глубокой ночью, когда поселок мирно спал и дежурные милиции, борясь с одолевавшим их сном, собрались по очереди вздремнуть, на окраине вдруг встревоженно залаяли собаки; спустя несколько минут забеспокоилась и сторожевая милицейская собака Дик. Дежурный Колченко, ругнувшись в адрес собаки и назвав ее пустобрехом, повернулся на стареньком диване к стене и с головою накрылся шинелью. Но Дик, звонко гремя цепью, удалялся в дальний угол милицейской ограды и продолжал грозно рычать и лаять. Колченко не выдержал, сел и недовольно уставился на своего помощника Щербакова.

— Ты что, Степан, не слышишь, кто-то шарится у ограды? Иди погляди! Опять какой-нибудь пьянчуга заблудился, ни дна ему ни покрышки!

Щербаков, небольшого роста, коренастый, белобрысый молодой милиционер, встал из-за стола, где он сидел и рассматривал какой-то журнал, и вышел на улицу.

Был конец августа, и в такую пору ночи на Чикое стоят черные и прохладные, а легкий ветерок всегда приятно освежает, если выйдешь из помещения. Большие метляки и прозрачная мошка облепили лампочку на козырьке крыльца, тучами мельтешили вокруг. А небо было усыпано ярким бисером звезд. Кругом тишина. И только Дик, было притихший при выходе милиционера, стал вдруг с новой силой остервенело рваться к высокому забору,

— Ты что это, Дик?! — громко сказал Щербаков и сошел с крыльца.

Выстрел раздался откуда-то из темноты. Щербаков в первое мгновение даже не успел сообразить, в чем дело, а когда пуля глухо шлепнулась сзади о косяк и оторвала щепу, то он сразу понял: «Стреляют в меня».

Пригнувшись и сделав два невероятно больших прыжка, он оказался в дверях и закричал:

— Петрович, нападение!

Колченко словно пружина подбросила с дивана, он мигом вскочил и бросился к двери, расстегивая на ходу кобуру пистолета.

— Падай на пол! — крикнул он Щербакову, когда вторая пуля просвистела в дверях и ударилась о стену внутри помещения.

По открытым дверям стреляли раз за разом, поэтому работникам милиции пришлось укрыться за стеной, а выскочить за дверь или хотя бы выглянуть не было возможности.

Дик вдруг взвизгнул и умолк: его пристрелили.

И здесь только Колченко понял, что в здание могут попасть через дверь, выходящую в ограду из камеры предварительного заключения.

— Обороняйся здесь! — скомандовал он Щербакову, а сам, пригнувшись, побежал по коридору к КПЗ. На ходу он выключил внутренний свет. «Теперь будет удобнее: там во дворе есть лампочка, а у нас темно», — подумал он. Но, пробегая мимо окна, убедился, что в ограде света нет: значит, лампочку разбили.

— Опередили. Но посмотрим, — зло прошептал он и затаился у двери.

За дверями раздался шорох и торопливый говор:

— Ломай живее, а то очухаются.