Антология советского детектива-13. Компиляция. Книги 1-14

Тронулся автобус. Тронулась вереница "Жигулей". Павел насчитал их до десятка в эскорте. Что же, с почетом покатил в свой последний путь Петр Котов. Или же невелик был этот "жигулиный" почет? Не поймешь. С какой меркой подходить. Жаль, а вот жаль, что никто не поехал за автобусом на мотоцикле, на таком вот тигре, на котором гонял Петр Григорьевич почти до самой своей смерти. И чтобы рык моторный взорвал тишину, перерычав это "жигулиное" урчание. Павел наклонился к Саше, они сидели в автобусе рядом:

- Ты-то водишь мотоцикл?

- Нет, не моя стихия.

- А твоя - в чем?

- Ну, как вам сказать?..

- Теперь, наверное, из армии его отпустят?! - встрепенулась Тамара Ивановна и с надежной поглядела на Митрича.

- Похлопочем, подключим кое-кого! - обнадежил Митрич.

- Сколько тебе осталось служить? - спросил Павел.

- Сто пять дней.

- Дни считаешь?

- А ты не считал? - спросил Митрич.

- Сравнил!

- Все одно - несвобода.

Автобус катил, они сидели у изголовья гроба, накрытого крышкой, и вот так разговаривали, уже отрешаясь от человека, которого провожали на кладбище, готовые друг с другом заспорить, уже было заспорившие. Павел одернул себя, не стал возражать. Да что ему Митрич? Этот круглый колобок укатился и тут от горя, какие бы грустные мины он не строил. Он тут распоряжался, а не прощался, он стал нужен Тамаре Ивановне, ее сыну, он понимал, что нужен, и что-то уже для себя выгадывал из этого положения. Но почему он так кинулся искать какие-то записи, какие, возможно, остались после Петра Котова? Чего он испугался? Тетрадь, спрятанная в камере хранения на Рижском вокзале, все сильнее притягивала к себе Павла. Но и боязно ему было. Что там? Это как с нарытой кучкой земли под высохшим, но живым стволом саксаула в пустыне. Раз нарыта земля, значит, кто-то там есть, укрывается. Варан? Фаланга? Или там клубок змей? Но все ли они там, не уползла ли какая-нибудь за добычей? Оглянись, прежде чем ворошить это гнездо. Помедли, подумай. Вот Павел и медлил, боясь заглянуть в тетрадь, боясь, что начнут из нее выскакивать такие новости, которые не менее ядовиты, чем змеи. И снова спрашивал себя, почему ему, а не этому вот вполне уже взрослому парню, родному сыну, завещал свою тетрадь Петр Григорьевич?

- После армии чем собираешься заняться? - спросил у Саши Павел.

- Еще не решил.

- Пойдет в институт! - горячо сказала Тамара Ивановна, будто споря.

- В какой, мама?

- А в такой, где получишь хорошую профессию. Это уж твоя забота.

- А мы поможем, поможем! - подхватил Митрич.

- Зачем, мама, зачем мне ваш институт?

- Как это?!

- Сколько я буду получать, когда я его кончу? Сто двадцать?

- Так, так, так! - заинтересовался Митрич. - По стопам отца, может быть, хочешь пойти?

- Нет, те же сто двадцать, ну, двести, если не красть.

- Ну, это грубо! - сказал Митрич. - Мы, знаешь ли, головой работаем. Государство от нас получает все сполна, до копеечки.

- Рад за вас, если вы такие хорошие, - улыбнулся парень. - А я буду телевизоры чинить, радиоприемники, мерекаю немного в этом деле, дружки, если надо, подучат, курсы там какие-нибудь кончу. Это в свободное время, в дневные часы.

- А в вечерние? - поинтересовался Павел.

- Буду стучать на барабане, на тарелочках. Я - ударник. - И Саша, забывшись, легонько простучал пальцами по крышке гроба, но тотчас отдернул руку.

- Он и в армии в оркестре служит, - сказала Тамара Ивановна. - Конечно, и это профессия, но там избаловаться можно.

- Везде избаловаться можно, - глянув на Павла, улыбнулся Саша. Он вообще был улыбчивый, и он был спокойный, миролюбивый, он возражал, не горячась. Похоже было, что он давно все для себя решил. И похоже было, что он ни в грош не ставил советы матери да и этого Митрича. Наверное, внимательно и улыбчиво выслушивая отца, он и с его мнением ничуть не считался. Своей мудростью жил паренек, улыбчивый, невозмутимый, иногда чуть-чуть ироничный. Новой чеканки поколение. Они свое возьмут, но без риска. Учиться? А зачем? На починке телевизоров, кончив какие-нибудь краткосрочные курсы, можно иметь много больше, чем имеет опытный инженер. А для души, да и для денег, снова для денег, - работа в каком-нибудь ансамбле, которых нынче столько, что даже в Кара-Кале один обосновался. Кричат, приплясывают, вихляя, безголосые, кудлатые, победоносные.

- Но музыке тоже надо учиться, - сказал Павел. - Годы и годы.

- Можно и так, а можно и сразу. Смотря какая музыка. Теперь у нас другая музыка.

- У нас, это у кого же, у молодых? - спросил Павел.

- Да, Павел Сергеевич. Даже вам нас уже не понять. А вы еще не совсем старый.

- Все же не совсем? - улыбнулся Павел, невольно перенимая эту спокойную улыбку.

- Не совсем, - улыбнулся Саша, благожелательный, разве чуть-чуть ироничный.