Антология советского детектива-15. Компиляция. Книги 1-11

— Вот, — сказала она, — знаешь, что это такое? Самый сильный на свете яд, мне один врач объяснил. Называется ци-ян. Верно, китайский: в тринадцатой армии были ребята из китайцев, так у них имена похожие. Сунешь такую штуку в рот, зубами — р-раз, и сразу смерть. В момент убивает! В Херсоне добыла, когда аптеку конфисковали. Я Аньке говорила: возьми, пригодится, у меня еще есть, А она говорит: не надо, все равно не решусь. Муку принять решилась, а ци-ян нет…

— Слушай, Маруся, — сказал Алексей, — здесь был раньше телеграфист Соловых.

— Был такой, — подтвердила Маруся, засовывая пакетик на прежнее место, — он при белых пропал.

— Ты знаешь, где он жил?

— Нет.

— Дам тебе адрес. У него должны быть родственники. Постарайся узнать, что им известно о нем, как их имена и вообще обо всем семействе. С соседями поговори. Только осторожно, чтобы потом не болтали: вот, мол, являлись, выспрашивали.

— Понятно.

— Завтра утром найди меня в штабе. Если будут приставать, кто да зачем, ну, скажи, что знакомая… или там невеста, неважно.

— Ладно. — Маруся поправила кудряшку возле уха. — Сделаю.

РОДСТВЕННИКИ СОЛОВЫХ

Побывать у родственников Соловых Алексею посоветовал Величко.

Злополучный телеграфист, несмотря на трусость, отказался назвать даму сердца. Когда его расспрашивали о ней, он точно преображался.

— Нет, нет! — говорил он, прижимая руки к груди и лихорадочно блестя глазами. — Я жертва, и она жертва! Я готов все рассказать! Я их ненавижу, этих негодяев! Они обманули ее так же, как и меня. Она поэтическое создание… Она верила в меня… Умоляю вас: пусть я один пострадаю! — Он тут же пугался своих слов и начинал клясться, что, поддавшись на уговоры контрразведчиков, поступал необдуманно, не желая никому причинить вреда.

Его упорство вызывало у Алексея чувство, похожее на уважение: как-никак это было проявление характера.

Возможно, телеграфист говорил правду, и пленившая его «особа» действительно была игрушкой в руках контрразведчиков. Но Алексей и тем более Величко знали, что связи с контрразведкой легко не порываются. Даже заблуждаясь и не отдавая себе отчета в том, как используют ее врангелевцы, «особа» могла знать, кого, уходя, оставили они в Алешках.

Да и вообще, надо же было с чего-нибудь начинать!

План у Алексея был такой: прийти к родственникам Соловых, выдать себя за человека, сидевшего в ЧК вместе с телеграфистом и постараться выведать, кто она, эта «особа». Надо сказать, что в ЧК попал случайно. Нет, он не контра в том смысле, какой они придают этому понятию. Но он и не красный. Он — колеблющийся. Плывет себе по течению, куда вынесет. Вынесло к красным — работает на них. Попал бы к белым — еще лучше… Но вот не попал. Ну что ж, подождем, посмотрим, как пойдет дальше. Война еще не завтра кончается, всякое может быть…

Если спросят, за что взяли в ЧК и почему после этого красные все-таки оставили его у себя на работе, можно наболтать про госпитальную бузу с уварившимся мясом, которую расхлебал Воронько. Сказать, что, не подумавши, выступил на митинге, требовал самосуда над врачами. Чекисты забрали его и еще несколько человек, подержали, попугали и выпустили. И вот там-то встретил Соловых, сидел с ним три дня в камере. Делились последним. А когда Алексея освобождали, Соловых попросил зайти к родным, если случится попасть в Алешки.

Все, кажется, выглядело правдоподобно…

Утром прибежала Маруся. По соседству с Соловых жила старушка, ходившая к ее тетке за травами. Маруся узнала от нее, что сестру телеграфиста зовут Вандой. Ее муж — Владимир Апполинарьевич — когда-то служил в Аскании-Нове — имении известного в округе помещика Фальцфейна. Отец Соловых, акцизный чиновник, умер давно, а мать всего год назад отравилась грибами и тоже умерла. Ванда и ее муж ничего не делают, приторговывают чем-то на базаре.

О телеграфисте ничего не известно. Сестра, возможно, знает, но молчит, с соседями не делится.

Алексей велел Марусе ждать его вечером и пошел к родственникам телеграфиста.

Дом у них был одноэтажный, с гранитным цоколем и крытым крыльцом. Позади — яблоневый сад. В саду Алексей увидел тучного мужчину в ночной рубахе, выпущенной поверх брюк, и в стоптанных шлепанцах на босу ногу. Он обрезал садовыми ножницами сухие ветки на обмазанных известкой яблонях. Большую часть головы этого человека занимала лысина. Там, где не было лысины, росли длинные редкие волосы. Под рубахой колыхался живот. По всей вероятности, это был зять телеграфиста.

Алексей несколько раз прошелся взад-вперед перед домом, пока не заметил, что толстяк начал с беспокойством коситься на него. Тогда, вразвалку подойдя к забору, он достал кисет и принялся скручивать козью ножку.

Зять Соловых понял его маневры. От дерева к дереву он тоже приблизился к забору и остановился шагах в трех от Алексея, у крайней яблони, минуту оба молчали, первым заговорил толстяк:

— Вам кого?

Алексей осторожно повернул голову и осмотрел улицу.

— Соловых, Владислав, здесь жил? — спросил он.

— Ну здесь, — сказал толстяк, помедлив. — А вам на что?