Антология советского детектива-16. Компиляция. Книги 1-20

— Это ставило под сомнения результаты исследований, как выразился профессор, «спутало все карты». Николай Петрович считал, что все дело здесь в несовершенстве аппаратуры: кровь во время центрифугования нагревалась и часть эритроцитов разрушалась. Конечно, если бы у нас была центрифуга с охлаждением, процесс отмывания крови ускорился бы, увеличилось бы количество выживших животных. Но то, о чем мечтал профессор — перенести результаты исследований на больных людей, пока отодвигалось все дальше и дальше. Все это действовало на Николая Петровича удручающе, он стал вспыльчивым и, пожалуй, нетерпимым. Мы, его сотрудники, боялись лишний раз обратиться к профессору даже по делу. А тут еще в связи с решением совета медфака создали комиссию якобы для помощи нашей кафедре. Один из членов этой комиссии, весьма недоброжелательный человек, доцент Соловьев, как-то в отсутствие шефа заглянул в лабораторию и принялся расспрашивать сотрудников о ходе экспериментов. Ему удалось выяснить, что за последние два месяца погибло девять собак. Когда Николай Петрович узнал об этом, он был очень возмущен и, естественно, расстроился, собирался даже пойти с жалобой к руководству университета, но потом оставил эту мысль.

— Да, — покачал головой следователь, — ситуация у Николая Петровича сложилась не совсем приятная.

— Профессор был человеком очень упорным, и мы были уверены, что все закончится успехом и Панкратьев докажет свою правоту, — с энтузиазмом сказал Тарасов. — Тем более, что науке известны факты, когда прекрасные идеи и даже открытия не получали сразу признания. Один из таких случаев произошел с нашим земляком, известным хирургом Петром Фокичем Боровским.

— И давно это было? — заинтересовался Маргонин.

— В конце прошлого века Боровский открыл возбудителя пендинской язвы, сделал доклад на заседании Петербургского хирургического общества, но не получил признания. Даже знаменитый Склифосовский не поддержал его. К голосу безвестного врача, да еще из далекой провинции, никто не прислушался. Согласились, наоборот, с прославленным Склифосовским. А через пять лет после этого американец Райт осматривал больную девочку и снова открыл возбудителя болезни — ведь об открытии, сделанном Боровским, Райт ничего не знал. Пока еще и о наших исследованиях мало кто знает. Труд Панкратьева, который он писал несколько лет, исчез.

— Рукопись мы нашли. Ее, оказывается, украл приемный сын профессора Анатолий, — ошеломил Тарасова Маргонин.

— Вот как! А где же она теперь?

— Приобщена к делу. Но после окончания следствия будет вам возвращена.

— Когда еще следствие закончится... — Тарасов вздохнул. — Профессор собирался опубликовать свой труд в самое ближайшее время, а то получится так же, как с открытием возбудителя пендинской язвы.

— А разве Панкратьевым и его сотрудниками открытие уже сделано? — серьезно спросил Маргонин.

— На этот вопрос нелегко ответить однозначно. Во всяком случае, предпосылки для этого уже есть.

— Мне трудно в этом разобраться, я не врач, а следователь.

— И поэтому вы, конечно, обратитесь к авторитетным ученым за консультацией и повторите ту же ошибку, которую сделали члены Петербургского хирургического общества.

— И, наконец, последний вопрос... Верно ли, что профессору кто-то предлагал большие деньги, да еще в иностранной валюте, за его рукопись?

— Я об этом ничего не слышал, по крайней мере, мне об этом шеф не говорил. Впрочем, не думаю, чтобы это было так. Панкратьев не делал из своих исследований тайны. Даже с трибуны научного съезда врачей Средней Азии он во всеуслышание рассказал о своих опытах. Правда, в то время наблюдения производились лишь на собаках, а впоследствии к ним прибавились опыты и на обезьянах.

— Труды съезда опубликованы?

— Да, — подтвердил Тарасов.

— Значит, любой желающий мог бы ознакомиться с ними?

— Конечно! А вообще, исчерпывающую информацию о возможности использования метода отмывания крови у больного мог бы дать профессор Канев. Он прекрасный клиницист и давно уже интересуется исследованиями Николая Петровича.

Канева на кафедре не оказалось, он уже ушел домой, и Маргонин направился в библиотеку медфака. Там ему выдали небольшой том материалов научного съезда врачей Средней Азии. В оглавлении значился и доклад профессора Панкратьева. Не все он понял в этом докладе, однако его содержание соответствовало тому же, о чем рассказывал Тарасов.

Маргонин обратил внимание и на прения по докладу, опубликованные в том же сборнике. Как оказалось, с критическими замечаниями в адрес докладчика выступил Александр Николаевич Канев.

«Выводы автора будут иметь значение для клиники, — заявил Канев на съезде, — если для промывания организма будет употребляться кровь другого индивидуума».

Это замечание коренным образом меняло предложенный Панкратьевым метод. Ведь вместо промывания крови можно было после вывода «отравленной» крови перелить чужую — от здорового человека.