Антология советского детектива-18. Компиляция. Книги 1-15

Но она в Заозерск не возвратилась. Астахова хоронили без нее.

С телеграммой же выходило вообще черт знает что. В ней было обозначено время отправления: понедельник, три часа дня. Получалось, что в три часа дня папа Лиры — Федор Васильевич Казаков — уже был осведомлен о смерти Астахова. Я в это время впускал в астаховскую квартиру Валю Цыбину, а Казаков отправлял телеграмму дочке, по мужу — Наумовой. Заозерск не какой-то там заштатный поселок, в котором новости разносятся чуть ли не мгновенно. Заозерск — город с трехсотпятидесятитысячным населением. Случайность? Едва ли… Вероятнее всего кто-то поспешил известить Казакова о смерти Астахова. Петя Саватеев на этот счет придерживался особого мнения, но его предположение о том, что «сам Казаков свободно мог…», было чересчур смелым и скоропалительным. Об этом я и сказал Пете на автобусной остановке. Попутно я посоветовал Пете не уподобляться счетно-решающему устройству, запрограммированному на разгадывание кроссвордов. Но боюсь, что он меня не понял. Мальчик он неглупый, однако, мне кажется, излишне восторженный. Впрочем, все мы в свое время были мальчиками…

Петя уехал. Я постоял с минуту, раздумывая, ждать автобуса или нет. И пошел пешком. Улица вывела меня к парку. Отсюда я поднялся по широкой лестнице на Театральную площадь. На весь путь ушло с четверть часа, и я оказался на площади одновременно с «Икарусом», который, прежде чем забраться в гору, огибал ее со стороны озера.

На просторной площади, кроме массивной глыбы театра, стояло еще одно сооружение — стеклянный кубик кафе «Космос». Гора, правда, была не столь высока, чтобы человек мог ощутить прикосновение к космосу, но обзор с нее открывался прекрасный. Заозерск с Театральной площади просматривался насквозь. Старая часть города летом тонула в зелени, новая выставляла напоказ длинный проспект с магазинами, ателье и киосками, где продавалось все, начиная от газет и капусты и кончая желтыми плюшевыми мишками.

Я свернул к «Космосу» и, мельком взглянув на часы, нажал локтем стеклянную дверь. Посетителей в кафе было немного. А очередь двигалась медленно: юная кассирша путалась в ценнике, и у меня было время кое о чем поразмышлять. Думал я о предстоящем свидании с Валей Цыбиной. Она оказалась не только подругой Лиры Федоровны, но и приятельницей Вити Лютикова. Наткнувшись на это обстоятельство, Лаврухин счел необходимым побеседовать с Валей. Разговор был долгим, но не принес удовлетворения ни следователю, ни свидетельнице. Валя была расстроена, отвечала на вопросы вяло и неохотно и решительно ничем не помогла следствию. Тем не менее в деле появилась одна маленькая подробность. Валя отсутствовала на работе, когда случилось прискорбное происшествие в мастерской Вити Лютикова. Лаврухину она сказала, что бегала в это время в магазин за какими-то модными колготками. Когда она ушла, Лаврухин поднял трубку и позвонил в магазин. Ему сообщили, что модные колготки были проданы тремя днями раньше. Он собрался было вызвать Валю снова, но тут вдруг выскочила эта история с телеграммой, и Лаврухину пришлось срочно заняться папой Лиры Федоровны. Папа — актер на пенсии, бывший комик, а теперь просто старый толстый мужчина с одышкой и склеротическим румянцем на дряблых щеках, прочитал текст дважды, пожал плечами и сообщил Лаврухину, что никакого отношения к этой телеграмме он, Казаков, не имеет, что покойника, которого зовут Николай, не знает и о пребывании своей дочери в «Массандре» не осведомлен. «У Лиры давно своя жизнь», — сказал он Лаврухину и добавил, что последний раз виделся с дочкой чуть ли не год назад. «Что ж так?» — полюбопытствовал Лаврухин. «Да так уж», — сказал папа, вздохнув. Он явно не испытывал желания вдаваться в детали, а Лаврухин не стал настаивать. Папа вышел из кабинета, задумчиво помахивая тяжелой тростью с резиновым набалдашником, одного взгляда на которую нашему Пете оказалось достаточно для того, чтобы прийти к мысли, что «сам Казаков свободно мог…». Лаврухина же трость не занимала, его интересовала телеграмма, и он попросил Бурмистрова направить Петю на почту…

Я был уполномочен повидаться с Валей.

Она пришла, когда я выбивал гуляш и кофе. Платье на ней было другое, сумка та же. Она узнала меня и коротко кивнула. Я галантно осведомился, что желает заказать дама. Она пожелала куриный бульон, гуляш и компот. Пока мы таскали на пластиковый столик тарелки, я разглядывал Валю и нашел, что со дня нашей первой встречи в ее облике произошли кое-какие перемены. Лицо стало суше, голубые глаза словно бы потемнели. Я не отношу себя к числу тех, кто при встречах со знакомыми радостно восклицает: «А вы сегодня что-то плохо выглядите», — и поэтому не выразил Вале соболезнования. Причина мне была известна, а все остальное я намеревался выяснить в предстоящей беседе. Я продумал, как поведу ее, эту беседу, с чего начну и чем закончу. Но Валя опрокинула мой план. Она молча ела бульон. Без аппетита ела. Потом отодвинула тарелку и спросила:

— Скажите, зачем вам нужен какой-то альбом?

Я чуть не выронил вилку.

— Альбом?