Антология советского детектива-18. Компиляция. Книги 1-15

— Доносить пойдешь?

— Как вам не стыдно?.. — укоризненно произнесла гостья. — Все можно объяснить. Вот ее письмо. Наконец я…

— Дай-ка мне письмо! — потребовала Каронина.

— Что вы делаете? — воскликнула гостья.

— И нету, — донеслось до Томочки, и она поняла, что Каронина бросила письмо в печку. — Нету и не было. Доноси иди… Кто тебе поверит, что клад был?

— Вы… — гневно сказала женщина. — Вы подлая трусливая тварь. Княгиня тяжело больна, она вот-вот умрет. Воля умирающей священна.

— А я живу, в тюрьме слезы лить не хочу.

— Я должна поговорить с ее дочерью…

— Нету у нее дочери. Моя дочь. Она рожала, а я страдала. Грех приняла, свою жизнь сломала.

— Вам деньги платили.

— Де-е-еньги, — протянула Каронина. — Она вильнула хвостом — и все деньги, В Алешкину память я все делала.

Они долго молчали. Затем Каронина сказала:

— Уходи. Соберусь помирать — все отдам. Мне чужого не надо. А до этого у нас с тобой разговора не будет. И дочку не тревожь. Она не знает ничего. Не калечь ей жизнь.

Женщина прошла мимо окна и растворилась в вечернем сентябрьском тумане. Томочка встала и открыла дверь в коридор. Улыбнулась и без стука вошла в комнату Карониной. Старуха сидела у печки.

— Тебе чего? — подняла она голову. Томочка улыбалась.

— Подслушивала? — спросила Мария Дмитриевна.

Томочка кивнула.

— Ну и молчи, — сказала старуха. — А то вот шепну муженьку кое-что — и вся недолга. Поняла?

Томочка снова улыбнулась. Старуха пожевала губами и медленно произнесла:

— Надумала я дом продавать. Нам с тобой теперь под одной крышей душно будет. Подыскивай пока местечко. А ежели брякнешь что, пеняй на себя.

Казаковы съехали через два месяца, в ноябре. В феврале сорокового года Каронина продала дом. В марте родилась Лирочка-Велирочка.

Потом началась война. Погибла Натали Гончаровская — дежурила на чердаке, зажигалка угодила в голову. Шальная пуля нашла Лену Надеждину, когда актриса выступала перед бойцами в прифронтовом лесу под Смоленском. А Казаков вернулся к своей Томочке. Лирочке шел шестой год. Острый глаз мог бы уловить в чертах лица рыженькой девочки сходство с русым молодцем — главрежем. Но нужен был острый глаз, а Казаков был близорук.

Да и уверен он был, что Лирочка — его родная дочь. Зато Тамара Михайловна опасалась. Так и жила с опасениями, которые переросли в страх, когда в жизнь дочери вошел Наумов.

Каронина была жива. Тамара Михайловна боялась, что старуха, впавшая в маразм, может выболтать ее тайну. И решила этого не допустить.

— Я вас прошу, — сказала она Лаврухину. — Муж не должен ничего знать. Это его убьет.

— Поздно вы спохватились, — сказал Лаврухин жестко. — Вы все сказали?

— Все.

— Вы никому не сообщали о коллекции княгини?

— Никому.

— Вы хорошо помните слова Карониной: «Соберусь помирать — все отдам»? Ведь прошло столько лет.

— Я этого не забуду никогда.

— Почему ваша дочь ушла из дому?

— Она… Она сказала: «Я хотела бы тебе поверить, мама. Но я вижу, что ты лжешь. Я уйду и не вернусь до тех пор, пока ты не скажешь, что скрываешь». Сказать этого я ей не могла.

— Она ни о чем не догадывалась? Ничего не могла сообщить Астахову?

— Нет. Каронина умерла, и я успокоилась. Лирочкина связь меня не интересовала. Я даже не знала об этом, пока… Пока к нам не пришли вы. Потом со мной стали говорить об анонимках. И я поняла, что вы что-то подозреваете. Но я все рассказала сейчас. Все… Обещайте мне…

— Нет уж, увольте, — сказал Лаврухин. — Мы обещаниями не привыкли разбрасываться.

А когда дверь за Тамарой Михайловной закрылась, он оглядел нас с Петей Саватеевым и протянул:

— Н-да, ребятушки. Это, кажется, меняет дело. Поворот оверштаг придется выполнять, заблудился наш кораблик маленько.

Он преувеличивал. Кораблик наш плыл туда, куда надо. Просто дело было на редкость запутанным.

Прошлое перепуталось с настоящим, любовь — с уголовщиной, нелепое и смешное — с тонкой расчетливой игрой, в которой наш противник допустил всего несколько незначительных ошибок.

А кораблик следствия шел верным курсом. Не так споро, как нам хотелось бы. Но к цели. И поворот оверштаг вовремя был выполнен, еще за несколько дней до моего разговора с Вероникой Семеновной у пруда с гипсовым мальчиком. Все шло как надо: и наружное наблюдение было установлено, и доказательства собирались.

Преувеличивал Лаврухин.