Антология советского детектива-19. Компиляция. Книги 1-28

— Так я не понял: золото продали? Или как? Чего тогда пришел? — играя улыбкой, без нажима спрашивал Боб, а мысль его напряженно при этом работала: «Темнишь, прапор, темнишь. Осторожничаешь, меня прощупываешь. Что ж, это правильно, но золото у тебя есть. И главное, не спугнуть тебя сейчас…»

Рябченко не спеша закурил. Размышлял намеренно вяло, как бы даже с неохотой, вынужденно:

— Да, может, и продала жена, я точно не знаю. Но сказала мне, мол, поговори с теми людьми…

— Ладно, поговорили, — с огорчением вздохнул Басалаев. — Я думал, ты принес, вот и деньги прихватил. Зашли бы сейчас в ювелирный, у меня там знакомая, проверили, да и по рукам, — он хлопнул себя по заметно оттопыренному карману, в котором лежали, однако, лишь документы на машину, права и записная книжка. — Но раз нету… На нет и суда, как говорится, нет. В другой раз давай. Спешить не будем.

— Правильно, — согласился Рябченко. — Чего спешить? Дело серьезное, люди должны быть проверенные, надежные.

— Уважаю военных людей! — засмеялся Боб. — Все у них расписано и продумано. По уставу. В общем так, Толя. Позвони мне, а? Или давай я сам тебе позвоню. Какой номер?

— Нет, звонить я буду сам, — решил Рябченко. — У нас в части строго с телефонами, командир запрещает посторонние разговоры вести, а у меня на складе вообще внутренний, через коммутатор, так что… Давай свой.

«Ага, все-таки он завскладом, — отметил про себя Басалаев. — Так-так, прапор, будем «мотать» тебя дальше. Ничего, развяжешь язык, поговорить ты любишь…»

Бумажка нашлась в кармане кителя Рябченко, а ручку они попросили у соседей — стариков.

Распрощались почти друзьями, расположенно глядя друг на друга, одаривая один другого обещающими и одновременно заверяющими улыбками, как бы ведя внутренний диалог: «Я именно тот, кто тебе нужен». — «Ну и я тоже…» — «Да ты не волнуйся, Толя, все идет нормально, правильно. Встретились, поговорили, разошлись. Еще встретимся». — «Да я не волнуюсь, Борис. С чего ты взял? Увидимся еще. «Сигаретки» сбывать надо, а тебе они нужны. Вот и договорились».

— Слушай, Толя, — сказал уже на выходе из сквера Боб. — Я ведь на машине, могу подвезти.

— Давай, — согласился Рябченко. — Сегодня как раз футбол.

— Да! Я ведь и забыл! — Басалаев хлопнул себя ладонью по лбу, — «Крылышки» с кем-то играют.

— Кажется, с «Локомотивом». Я тоже точно не помню. А осталось двадцать пять минут.

— За двадцать пять минут я тебя, Толик, на край света увезу. Садись! Вот моя лайба.

Желтый «Москвич» сорвался с места, помчал их прочь от центра города, но квартала через два Боб затормозил — трое каких-то парней махали руками с тротуара.

— Вот они, черти полосатые, — сказал Боб, притормаживая. — Надо взять. Санек мне ремень вентилятора обещал, мой что-то посвистывает.

«Черти полосатые» шумно ввалились в машину, Фриновский, поздоровавшись с Рябченко, стал извиняться за то, что опоздал, не смог прийти вовремя, встретил вот Санька с Генычем…

— Ладно, мы и сами… — Боб не стал продолжать фразу, и Рябченко это понравилось. Чего действительно трепать языком при посторонних?

«Москвич» шустро проскочил мост, насыпную дамбу, делящую городское водохранилище надвое, но на улице Южной не повернул влево, куда нужно было Анатолию, а помчался прямо, по дороге, ведущей за город.

Рябченко глянул на Басалаева:

— Борис, мне туда. Ты останови, я на троллейбусе теперь. Тут рядом.

— Тихо, прапор. Сиди.— Боб процедил это сквозь зубы, с угрожающими нотками в голосе, и Рябченко в первое мгновение растерялся… Что значит «сиди»? И что это за хамство? Он вовсе не собирался кататься с незнакомыми этими людьми, ему некогда…

Рябченко взялся было за дверцу, мелькали еще за окном дома, длинный забор завода, крашенный серой краской и забрызганный серой же грязью, но Басалаев буквально вызверился на него:

— Я же сказал, Толик. Сиди и не рыпайся. Поговорить надо.

В считанные минуты «Москвич» проскочил последнюю городскую улицу, железнодорожный переезд, с замигавшими как раз красными огнями на полосатом шлагбауме, легко понес своих седоков по асфальтированной лесной дороге. Дорогу эту Рябченко знал, они не раз катались здесь с Валентиной: была она довольно пустынной, глухой, вела к облисполкомовским дачам и ездить по ней, в общем-то, запрещалось. Дорога кончалась километров через двенадцать-тринадцать на берегу тихой речки Светлянки, но, видно, туда везти его не собирались. Километра через четыре Боб свернул на проселочную песчаную дорогу. «Москвич» заметно сбавил скорость, цеплял кузовом ветки берез.

— Куда вы меня везете? Остановите машину! — потребовал Рябченко, попытался было открыть дверцу, но его рванули за плечи сильные жесткие руки, усадили на место.

— Я же сказал, прапор: сиди и не рыпайся, — зло уронил Басалаев.

Он наконец остановил машину на мрачноватой, заваленной сушняком просеке, дальше и ехать уже было нельзя. Сказал: «Выходи!»

Все пятеро вылезли из машины. Рябченко испуганно озирался, втягивая голову в плечи, сердце его учащенно билось.