Антология советского детектива-2. Компиляция. Книги 1-11

— Чем я могу быть полезен вам? — поинтересовался бывший гаулейтер.

— Гаулейтера Розенкранца знают все, Розенкранца-человека знают только близкие, мне хотелось бы узнать вас с этой стороны.

— Вы с кем-нибудь уже беседовали обо мне?

— Нет. Я решил, что вы лучше других сможете рассказать о своей жизни.

— И вы потом об этом напишете?

— Надеюсь. — Фак вытащил сигарету, понюхал ее.

— Видимо, разговор у нас будет долгим, и поэтому я распоряжусь, чтобы экономка приготовила кофе, — сказал Розенкранц.

Спустя несколько минут он вернулся и попросил Фака:

— Не будете ли вы настолько любезны и не поменяетесь ли со мной местами? Я так привык к этому креслу, что в другом чувствую себя, как говорится, не в своей тарелке.

— С этим креслом у вас связаны какие-то воспоминания?

— Это кресло стояло в моем рабочем кабинете, сначала в Кенигсберге, потом в Зальцбурге.

— Вот как! Значит, это кресло гаулейтера.

— Можно сказать и так, но все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в понятие «гаулейтер». Левые журналисты употребляют его как бранное слово.

— Я никогда не был левым, — ответил Фак.

— Значит, я не ошибся в вас.

Женщина лет сорока, еще довольно привлекательная, с модной прической и слегка подведенными глазами, вкатила небольшой столик на колесиках.

— Гутен таг, — поздоровалась она.

— Это моя экономка, фрау Элизабет, — представил ее Розенкранц.

«Она совсем не похожа на нашу Бэт, хотя они, наверное, одного возраста», — мельком подумал Фак.

— Итак, с чего мы начнем? — спросил Эрик Розенкранц.

— Начнем с начала, — сказал Максимилиан.

— Как давно было это, — начал он долгий и нудный рассказ, который много раз уже прокручивал, — и в то же время кажется, что это было совсем недавно. У вас не бывает таких моментов, когда вы думаете о прожитой жизни?

— Что-то похожее — да. А иногда все прошлое как бы приближается на такое расстояние, что его можно потрогать рукой.

— Вот именно — «потрогать рукой». Это вы хорошо сказали. Еще чашечку кофе?

— Нет, спасибо. Я вижу, что очень утомил вас, но разрешите задать вам вопрос: что вы можете сказать по поводу всей этой истории с Грюнзее?

— Ах, молодой человек… Я понимаю, вы журналист, и вас влечет сенсация… Об этом деле я почти ничего не знаю и думаю, что девяносто девять процентов из опубликованных на эту тему материалов — это домысел ваших коллег-журналистов. Я вполне допускаю, что в Грюнзее были затоплены ящики. Думаю, что во многих альпийских озерах вы найдете нечто подобное. Ведь тогда было такое время: конец войны, подходил враг, и люди все прятали…

— Но ведь пишут, что это были не совсем обычные ящики, что в них содержались секретные документы.

— Писать и говорить можно все… Нужны доказательства. А ведь их нет… Кто видел эти документы?

— Но журналист Мирбах заявляет, что видел их…

— Я читал это. Более наивной истории нельзя было придумать… Скорее всего, просто ребята напились с вечера…

— Но это объяснение нельзя считать серьезным.

Розенкранц пожал плечами, как бы говоря: «А что я могу сказать другое?»

— А в общем, это меня мало интересует, — давая понять, что разговор окончен, сказал он.

Поднялся и Фак.

— Я надеюсь, что вы не используете мое доверие мне же во вред? — спросил Розенкранц.

— На доверие я отвечаю доверием… До свидания, господин Розенкранц…

Глава пятая

Клаус медленно пробуждался ото сна и в первую минуту не мог разобрать: идет теплоход или они причалили. В Северном море их сильно качало, а теперь теплоход шел по ровной, как стол, поверхности. Могучие машины, спрятанные в утробе корабля, работали, два гребных вала давали сотни оборотов в минуту и слегка вибрировали, и эта вибрация передавалась корпусу, переборкам, всему судну.

Клаус встал и приоткрыл шторку на окне. Да, конечно, это была Темза. Серая предрассветная мгла висела над рекой. Левый берег виднелся в отдалении узкой полосой. Здесь Темза была широкой и напоминала скорее морской залив, чем реку. По ее сероватой, тронутой рябью поверхности скользили корабли, один танкер среднего тоннажа с широкой трубой, сдвинутой к корме, прошел совсем близко, на флагштоке, на корме, можно было различить шведский флаг. Не успел Клинген проводить его взглядом, как по левому борту надвинулось какое-то гигантское судно с красивыми обводами. Оно было белоснежным и напоминало огромный айсберг. Почти минуту судно шло встречным курсом, заслонив от пассажиров «Киквика» противоположный берег.

Могучая водная артерия, соединяющая Лондон с крупнейшими портами мира, пульсировала днем и ночью. Клаус впервые подъезжал к Лондону по Темзе. Он много слышал о Лондонском порте, а теперь увидел это своими глазами. До города еще оставалось сорок миль, а оба берега реки уже были густо заставлены портальными кранами и причалами, способными одновременно принять и разгрузить сотни судов.