Антология советского детектива-2. Компиляция. Книги 1-11

Вино было допито, и Надие смогла наконец проститься с хозяевами. Рут, перед тем как проводить гостью, ввела ее в спальню к трюмо. Это было царство шахини. Платья, платья, платья. Безделушки, духи. Но ничто не примечалось, хотя Рут и хотела показать свое богатство. Над кроватью, у изголовья, темнел простой лютеранский крест. Его лишь увидела Надие. Пораженная, она застыла. Минуту рассматривала символ чужой веры. Робко рассматривала. С какой-то стыдливостью, с чувством вины перед теми, кто повесил этот крест для себя, а она перешагнула порог и тем нарушила святыню.

— Ты веруешь? — заметив смущение Надие, спросила Рут.

— Простите, фрау… Я с уважением отношусь ко всему чистому.

— Вот как!.. — шахиня задумчиво смежила веки. Надо было понять эту турчанку. Уяснить, случайно раскрыла она себя или с умыслом. Не кроется ли за словами какой-то намек? Лучше искренность. Открытым сердцем легче руководить. — Ты радуешь меня, девочка…

Она подала Надие пудреницу, заставила ее привести себя в порядок. И как бы между прочим сказала:

— Если тебе что-нибудь нравится в этой комнате, можешь считать своей собственностью. Так, кажется, поступают на Востоке…

— О, вы очень добры, фрау… Но мы еще в Европе…

— Да, пока в Европе… — Рут вздохнула. Ее тяготило это бесконечное «пока».

У вешалки, ожидая, когда Надие укутается в свое мягкое осеннее пальто, шахиня напомнила о главном, беспокоившем ее:

— Я надеюсь только на тебя, девочка…

Надие кивнула.

Его не задержали. Не изолировали, как предупреждал капитан Ольшер. Он прошел мимо часового, сквозь линии заграждений и оказался на лесной дороге.

В одиночестве, среди тишины, неестественно мирной тишины, кажущейся выдуманной специально для Саида, он ощутил какую-то нереальность всего происходящего. Будто показывали спектакль. Очень хорошо отрепетированный спектакль, который должен был вот-вот кончиться. Внезапно. И не потому, что иссякал замысел или предполагалась неожиданная развязка. Саид хотел конца. Хотел. Требовал.

Это была усталость.

Шаг, сделанный им в Кумлагере, а потом в кабинете Ольшера, втянул его в события, управляли которыми люди более сильные и более опытные, чем он. Назвавшись Исламбеком, Саид подчинил себя воле и замыслам гауптштурмфюрера. Замыслам тайным. Капитан разыгрывал спектакль, не сообщая цели. Даже следующие акты были неведомы шарфюреру, хотя он значился исполнителем. Одним из исполнителей.

Не главным. Таким, как Анвар. На Анвара бросили собак. Саида могут упрятать за решетку. Могут и не упрятать. Все зависит от плана Ольшера. Сейчас раздастся окрик сзади, и Исламбека схватят, поволокут за проволочную изгородь. Или тишина продлится. Он уйдет. Протопает по дороге до станции. Сядет в поезд. Там задержат. А может, покой не нарушится до самого Берлина. На Восточном вокзале его возьмут при выходе дежурные эсэсовцы. Почему на Восточном? Есть еще бангоф «Фридрихштрассе» или «Александрплатц», где Саид собирается сесть в метро.

Ждать. Ждать и бояться. Идти, окруженным неизвестностью. Вот она, дьявольская схема испытания нервов. Они напряжены до предела, каждую секунду могут сдать, а со всех сторон — контроль. Слежка. Споткнулся — и конец. Споткнуться легко: от усталости, от слишком торопливого движения к цели, от желания казаться спокойным.

Его роль жалка. Мучительна. Ему говорили — говорил полковник Белолипов: немцы великолепно продумали систему слежки. Они годами могут держать разведчика в орбите собственных планов, не давать ему возможности проявить инициативу. Поэтому ищите ключевые позиции, исходные. Сами стройте план и осуществляйте его, имея в виду главную задачу.

План Саид наметил. Подключил к нему Анвара. Вернее, пытается подключить. Но исходные позиции в чужих руках. Саид ничего не знает, ничего не видит. Сегодня, завтра, даже в эту минуту Ольшер изменит сроки, переставит исполнителей — и все полетит к чертям. Полетит сам Исламбек.

Как сойти с чужой орбиты? Как обрести твердую почву? Не участвовать в спектакле, а режиссировать им? Навязать план тому же Вали Каюмхану или Ольшеру? Чтоб они соглашались, помогали выполнению.

Вот где выход из мучительного ощущения нереальности. Обреченности.

— Хальт!

Система Ольшера сработала. Не на станции, не на Алексе, не на Ноенбургерштрассе. На лесной тропе. Среди удивительной, не тревожимой даже ветром, осенней тишины.

— Ви хайсен зи?

Немцы. Требуют документы. Зачем документы? Перед ними Саид Исламбек, приговоренный гауптштурмфюрером Ольшером к изоляции. Заложник.

Смотрят на пропуск. Тычут глаза в картонный лоскуток. Читают. Машут рукой: иди!

Куда? Своей дорогой. К станции. Тьфу! Это просто патруль. Формальность. А он думал… Значит, система капитана еще не сработала. Почему-то не сработала.

Саиду стало легче. На одно мгновение лишь. Система все-таки существует. И то, что он идет дальше, к станции, тоже предусмотрено Ольшером. Им одним. Чужая тайна.

Сколько еще жить под властью чужой тайны? Сколько дней? Часов?