Антология советского детектива-2. Компиляция. Книги 1-11

Номер оказался аскетически скромным — никаких намеков на роскошь, никакого уюта: все темное, все холодное, все официальное. Здесь не отдыхали, не развлекались — здесь вели деловые разговоры. Это почувствовала Рут, как только переступила порог, как только увидела сидящего за круглым полированным столиком капитана — олицетворение сухости и злобы. Она не знала, о чем будет разговор, но догадывалась, в какой форме. Ей сразу захотелось плакать.

И Рут заплакала. Наверное, так можно избежать удара. Можно смягчить приговор. Просто задобрить сердце человека, от которого зависит твоя судьба.

Ольшер сидел и смотрел на фрау Хенкель, которая, прислонясь к стене и обхватив рукой гардину, жалобно всхлипывала. Нет, она не играла в несчастье — капитана трудно было обмануть. Рут лила настоящие слезы. Рут страдала.

Капитан дал шахине выплакаться. Не до конца, правда. Платочек Рут еще не коснулся лица, только плыл в ее пухлой руке к глазам, когда Ольшер сказал:

— Вы плачете. А я предупреждал вас…

Она ждала расплаты.

— Ну?! — потребовал гауптштурмфюрер.

Надо было отвечать, надо было произносить какие-то слова, а что могла она сказать начальнику «Тюркостштелле?» Пусть говорят слезы.

— Вы когда-нибудь обретете хозяина? — спросил цинично Ольшер. Цинично, с раздражением, с прямотой, которая заставила вздрогнуть даже Рут. Все-таки она была женой президента, женщиной, наконец. И не только цинизм поразил фрау Хенкель. Смелость капитана. Еще недавно она считала себя противником Ольшера. Теперь — служанкой. Служанкой, нанятой на черную работу. Причем произошло это не по вине Рут. Не потому, что она совершила ошибку. Трагически непоправимое случилось где-то за пределами ее собственной жизни. Вообще случилось.

— У меня должен быть хозяин? — Рут вытерла слезы, она выглядела жалкой и несчастной в эту минуту.

Ольшер мог посочувствовать шахине. Мог подсластить пилюлю. Но мягкость исключалась из плана, задуманного гауптштурмфюрером. Да и к чему отвлекающие от цели сентименты? Ему незачем заигрывать с женой президента, незачем строить хитроумную западню. Настало время прямых действий.

— Да, — отрубил он. — И притом один хозяин.

— Кто же? — робко спросила Рут.

— Во всяком случае, не барон Менке.

Дальнейшие уточнения не требовались. Было ясно, чего хотел капитан. И ясность эта окончательно сломила Рут, убила ее надежду. Она вздохнула:

— Неужели дела так плохи?

Сегодня шахиня была искренней. По вздоху капитан почувствовал это. Почувствовал и забеспокоился — если фрау Хенкель поняла трагичность положения, то как оценивают катастрофу на Волге люди более осведомленные? Что думают они? Может быть, Рут сделала печальный вывод по вине начальника «Тюркостштелле»? Слишком резко очертил он границу между СС и рейхстагом, отстранил Менке, сбросил его со счета. Во всяком случае, игнорирование барона, трубившего о близкой победе, могло внушить страх шахине. Хотя к чему иллюзии?

— Да, плохи.

Вот теперь должны были политься слезы. Обильные. А Рут, напротив, совсем стихла и высушила торопливо глаза платком. Она восприняла несчастье, павшее на всех, как новое осложнение, из которого надо выпутываться. Больно, конечно, сознавать собственное поражение, — фрау Хенкель воспринимала войну не отвлеченно: война помогла ей, диктору «Рундфунка», идти к цели. Идти с помощью барона. Идти быстро. Если же Менке не способен больше быть поводырем, то это его личная беда. При чем тут Рут?

— И нет выхода? — уже спокойно спросила она.

— Я назвал его.

— Вы сказали: «не Менке».

Ольшер постучал раздраженно пальцами по сверкающему полировкой столу.

— Этого недостаточно? Или у фрау есть еще хозяин?

— Их нет вообще.

— О-о! Наконец я встретил независимую женщину. Она сможет сделать выбор по собственному вкусу.