Антология советского детектива-20. Компиляция. Книги 1-15

— Товарищу командире, — спросил он, — а звідки у вас о цей красавчик?

Он доложил, что еще вчера я «болтался в лесу», в том секторе, откуда наступали бандеровцы. Хотел проследить за мной, только потому не пристрелил. Потом его позвали показывать дорогу, и вернуться ко мне он уже не смог.

— Що, голубчику?! — сказал он, обращаясь ко мне. — Занадився глечик по воду ходити, там йому й голову розбити!*["66]

Денисенко бросил начальнику штаба как приговор:

— Разобраться с ним и решить.

За высоткой завыл немецкий шестиствольный миномет. Мины с кряканьем обрушились в орешник. Заходили ходуном кусты. Комья земли ударили в лицо. Все вокруг окуталось кислым дымом.

— Сейчас немцы начнут прочесывать лес, а тут еще с этим возиться! — буркнул начальник штаба.

— А чого з ним возитись? — спросил Пантелеймон. — Ці бульбаші мою жінку зарізали, хату спалили, а ми будемо з ними панькатися?!

Он уже поднимал автомат.

Я заорал на него:

— В немцев стреляй, сукин сын, а не в своих!

Денисенко крикнул с другой стороны просеки:

— Отставить! Это у вас в отряде так положено?

Пантелеймон ругнулся и отошел. Обо мне снова забыли. Никому не нужный, я стоял среди людей и деревьев, которые были здесь все заодно в тревожный час перед боем.

Мне не довелось участвовать в этом бою. Подразделения прорывали окружение, а меня вели за телегой с ранеными.

Ночью отряд Денисенко, сильно поредевший, оторвался от преследователей и углубился в обширный лес.

Когда стало поспокойней, я спросил начальника штаба:

— Скажите, прошлой осенью, тогда еще был пароль «Белобородов», не появлялся у вас здесь моряк Голованов?

Отозвался Пантелеймон:

— А звідки вы його знаете?

Я рассказал об училище, о гибели корабля и о том, как мы с Васей бежали из лагеря «Беньяка».

Пантелеймон слушал с удивлением и недоверием:

— Цей бульбаш правду каже!

Он пошептался о чем-то с Денисенко, а вечером с несколькими партизанами из отряда «За Родину!» мы тронулись в путь. Я не знал, куда меня ведут, на отношение ко мне стало другим.

На следующий день пришли в небольшое село. Стоя у дверей хаты, я слышал, как Пантелеймон докладывает кому-то:

— Товарищ начальник разведки, привел человека. Говорит, что вас знает.

Из хаты вышел Вася Голованов.

— Живой, салага! Я так и знал! — Он едва не задушил меня, а Пантелеймон стоял рядом, почесывая затылок, и повторял:

— Ну, чудасія! Буває ж таке!

3

Я рассказывал Голованову все подряд. Он слушал, лежа на животе и опираясь на локти. Ночь изо всех сил старалась убедить нас, что нет никакой войны. Было очень тихо и очень тепло. Деревья отцветали, и даже в темноте их белый пух выделялся на траве.

— Здорово же ты хлебнул, Алешка! — сказал Голованов. — Но, если хочешь знать, первое дело сейчас — доложить про Петра.

— Сам знаю. Видишь, сколько времени искал партизан...

— А когда нашел, чуть не пустили в расход! Ну, добро! Пошли спать!

Командир отряда «За Родину!» предложил мне остаться у них. Я сказал, что о лучшем не мечтаю, но раньше всего необходимо связаться с армейским командованием.

Он покачал головой:

— Непросто! Радиосвязи нет. Но ты не отчаивайся. Нам самим позарез нужен контакт. Сегодня высылаю связного.

— Постой, командир! — вмешался Голованов. — Вот Алешка и пойдет с ним. Хорошо бы и мне, конечно...

Командир посмотрел с укором, и Голованов покорно сказал:

— Понимаю. Значит, так: пойдут Пантелеймон и Алексей.

Пантелеймон оказался незаменимым спутником. Я понял это в первый же день пути. Там, где я неминуемо попал бы в руки врага, он проходил, как иголка сквозь рыболовную сеть.

По пыльным дорогам, через деревни и разоренные местечки пробирались двое уроженцев Ровенской области, отпущенные оккупантами из концлагеря. Без всякого оружия и без копейки денег, снабженные поддельными немецкими справками, одетые в лохмотья, с котомками за плечами, мы двигались на северо-запад.

С Пантелеймоном можно было пройти двадцать километров кряду и не заметить. На всякое слово находилось у него присловье. Поговорки так и сыпались, как спелые яблоки, если потрясти яблоню в сентябре. И про панов, и про попов, про девчат и хлопцев. А то вдруг запоет песню:

І шумить, і гуде
Бульбаш Гітлера веде:
«Оцей мені гітлерюга
Самостійність здобуде!»

— Добра пісня! Де ти її взяв?

А он смеется:

— На млину, на перевозі, в чорта лисого на розі!*["67] — И только где-то далеко, в глубине его веселых глаз, скрывалось горе. Не мог он забыть жену, загубленную бандеровцами.

Пантелеймон в совершенстве владел искусством бесшумно передвигаться по лесу, в любой момент мог слиться с кустами, затеряться среди стволов. Он был действительно как лист-подорожник, прижимающийся к земле и всегда находящий у нее защиту.

Шел девятый день пути... Снова леса и проселки, болота и мелкие озера, пока, наконец, не остановила нас партизанская застава.

Убедившись, что перед нами те, кого мы искали, Пантелеймон переломил о колено свой посох странника и вытащил из него документы, написанные на листках папиросной бумаги.