Антология советского детектива-21. Компиляция. Книги 1-15

Санитарка третьего корпуса Катя Репина за весь год своей работы в санатории никогда не встречала со стороны отдыхающих такого внимания, какое ей оказала новая больная из пятой палаты. Началось с того, что в первый же день эта женщина, разбирая свои вещи, заставила Катю принять подарок: красивый крепдешиновый шарфик и коробку духов «Пиковая дама». Но не только это. При всяком удобном случае Ольга Викентьевна старалась вступить с Катей в разговоры, словоохотливо рассказывала о своей жизни и болезни, помешавшей ей стать популярной певицей. Катя, выросшая сиротой и не избалованная ласковым отношением, оценила внимание и старалась помочь чем только могла этой женщине, постоянно жалующейся на недомогание.

На четвертый день, после завтрака, Гулянская, закутанная в пуховый платок, одиноко сидела в шезлонге на веранде. При взгляде на нее можно было подумать, что она спит.

«Так искать тепла да еще на солнцепеке…» — жалостливо подумала Катя. Девушка хотела неслышно уйти, но Гулянская окликнула ее.

— Я слушаю вас, Ольга Викентьевна.

— Посиди со мной, девочка. Мне очень грустно одной.

Кате было некогда, но она все же покорно опустилась на маленькую скамеечку у ног Гулянской.

Прошло минуты две. Гулянская сидела с закрытыми глазами. Катя не выдержала и с дружелюбной заботливостью спросила:

— Вам позвать врача?

— Ради бога, не надо, — расслабленным голосом ответила Гулянская. — Я знаю свою болезнь. Врачи мне не помогут, милая девочка. Грустно, очень грустно сознавать, что дни сочтены. Но ничего не поделаешь… Такова моя участь!

— Вам, Ольга Викентьевна, надо было поехать в специальный санаторий, а не к нам… Полечить горло…

Гулянская безнадежно махнула рукой и открыла глаза. Были они у нее светло-голубые, с синеватыми крапинками. Искусственно утолщенные ресницы делали ее взгляд глубоким.

— Поговорим, Катенька, о другом. Надоели бесконечные разговоры о болезни… Тебе нравится здесь работать?

Что и говорить: Кате не по душе ее работа. Хочется выучиться на медицинскую сестру. В этом и призналась девушка Гулянской.

— Конечно, как-то приходится приспосабливаться к жизни, — вздохнув, заговорила Гулянская. — Но ты не унывай, девочка. Ты еще молода, у тебя все впереди. Только где бы ты ни работала, будь осторожна с людьми, подвести могут…

— А как угадаешь, Ольга Викентьевна, собираются тебя подвести или нет? — чистосердечно спросила Катя.

— Узнать трудно, девочка, — ответила Гулянская, пристально смотря на Катю. — Как отдыхающие к тебе относятся?

— Не все так добры, как вы, но ничего плохого сказать не могу.

— А не случалось ли тебе напрасной обиды переживать? Пропадет вещь у больного, а поклеп на санитарку…

— Ну что вы! — покраснела Катя и наклонила голову. — У нас таких случаев не бывало. Народ приличный приезжает…

— Посторонний забредет в палату, украдет что-нибудь, а подозревать станут обслуживающий персонал. Разве так не может быть? Кругом лес, жутко здесь, — продолжала Гулянская.

Катя сидела, перебирая пальцами полу халата. Подняв глаза, она увидела устремленный на нее острый взгляд Гулянской. В этом взгляде не было ничего болезненного. Катю смутила такая резкая перемена. Она проговорила:

— Не знаю такого примера. Возможно, в других санаториях и было, а у нас не случалось.

— Может так быть! — снова закрыв глаза и откинув голову, утвердительно протянула Гулянская.

Катя бросила на нее удивленный взгляд. Хотя Гулянская и опустила веки, но наблюдала за ней. Катя отвернулась.

Тут она задумалась. Почему эта женщина оказывает ей столько внимания? Случалось, иногда какая-нибудь отъезжающая после лечения что-нибудь оставит на память, а тут…

И девушку, все еще находившуюся под впечатлением смерти Касимовой, разговора с работником КГБ, вдруг охватил страх. Но, поборов минутную слабость, Катя притронулась к руке Гулянской и сказала таинственным шепотом:

— Извините, Ольга Викентьевна, вспомнила! Был у меня один случай, только о нем никто не знает, совсем никто… Я вам первой расскажу. Вы меня только не выдадите? Хорошо?

Гулянская всем корпусом подалась к девушке, широко открыв глаза. Такой энергичный порыв больной еще больше уверил Катю в ее предположении. Но Гулянская уже сразу сникла, съежилась и вяло спросила:

— Что-то интересное?

Катя внутренне вся напряглась: слишком непривычна роль, которую она на себя в эти минуты приняла.

— Было интересно? — повторила Гулянская, пристально глядя на девушку.

— А вот слушайте, — вздохнула Катя. — Неделю назад, днем, я вошла в восьмую палату и застала дядьку… Он рылся в чемодане одной отдыхающей. Обомлела я, но спросила, что ему надо. Он что-то сказал, но я с перепугу ничего не разобрала. Потом он чиркнул мне в лицо какой-то зажигалкой и ушел. Что он утащил из чемодана — не знаю. Да так никто ничего и не узнал, Я никому не сказала, что в палате был вор, а хозяйка чемодана в тот час умерла на прогулке в парке… Так и остался этот случай на моей несчастной совести… Может быть, и надо было сказать про вора…

— Конечно! Ты же, Катя, советский человек…

— Может быть, не поздно и теперь? — вытаращила Катя глаза.