— Остроты оставьте! Прошу ответить: подтверждаете вы эти данные или желаете опровергнуть?
— Желаю подтвердить, ибо они неопровержимы, — так же язвительно сказал Суров.
— Тогда скажите, откуда вы взяли штампы, поставленные на паспорте, а также оттиски гербовых печатей?
— Этот мой секрет можно расшифровать: всё дело моих рук… Не в том смысле, что я пользовался чьим-либо ротозейством… Кстати сказать, и это не так уж трудно… Но ведь я — помимо всего прочего — художник, могу нарисовать любую печать, любой штамп, да так, что лучшие эксперты мира не отличат их от настоящих… Хотите, покажу? Дайте тушь, кисточку, бумагу…
— Не требуется. Верно ли, что вы «тройник»: во время финской кампании работали на Финляндию, в последнее время — на фашистскую Германию и в перспективе у вас была еще одна страна — кажется, Франция?
— Это ваше личное предположение или же следствие располагает данными?
— Не отвлекайтесь от ответа.
— В таком случае, отвечу словами философа: я знаю, что я ничего не знаю.
— А мы знаем, что вы лжете. Достоверно известно, что вы — шпион.
— Этого я не отрицаю. Нас с философом надо понимать в том смысле, что ваша Финляндия и ваша Франция к моей шпионской деятельности никакого отношения не имеют.
— А Германия?
— Я вам уже дал по этому поводу исчерпывающие показания.
— Повторите их кратко в присутствии свидетелей.
— Понятно… Уважаемая теща и вы, моя «любимая» Мэри…
Мария вздрогнула, услыхав это издевательское обращение, а мать вспылила:
— Не смей так называть нас! Не смей, не то худо будет! Я не посмотрю, что здесь присутственное место…
— Какова?! — воскликнул Суров. — Может быть, и вы, гражданин следователь, присоединитесь к этой фурии? Действуйте вместе. Нет, серьезно, ведь меня впереди не ждет ничего хорошего.
— Не будем гадать об исходе вашего дела, — ответил следователь. — Однако не советовал бы вам глумиться над этими женщинами. Вы и без того основательно их подвели.
— А они меня? Разве старуха не подвела меня?
— Жаль, что раньше не сделала этого! — вскричала мать.
— Попрошу, гражданин следователь, оградить меня от оскорблений, — сказал Суров.
— Стоит ли вам оскорбляться, Анатолий Яковлевич?.. Лучше будет, если вы ответите еще на несколько вопросов.
— Я, кажется, ни разу не отказывался отвечать на ваши вопросы.
— Пожалуй, это верно. Прошу, перечислите ваши псевдонимы!
— Их было у меня пять: Беспамятнов, Прутиков, Сенокосов, Улыбкин и Светлорусов.
— Настоящая ваша фамилия?
— Индюшкин.
— Фантазируете. Следствие располагает данными, что это псевдоним вашего друга, тоже шпиона.
— Рад за следствие; добавлю: и за вас, как за его боевого представителя…
— Вы неисправимы.
— Хорошо, гражданин следователь, я готов исправиться. Я решительно настаиваю на прекращении допроса: мне надоело торчать перед вами и перед этими куклами…
— А я убедительно прошу вас вести себя по-хорошему. Подчеркиваю — прошу, а там дело ваше; по закону вы можете вести себя как угодно, лишь бы не хулиганить…
— Спасибо за разъяснение ваших законов…
— Стало быть, не ваших?
— Не ловите на слове. Ваши они потому, что ими руководствуетесь вы: вы — юрист, а не я!
— Ладно… Всё же попрошу сообщить настоящую свою фамилию, имя, отчество, подданство, происхождение, родственные и другие связи на нашей территории. Зачем вы продолжаете игру? При вашем положении…
— Вы хотите сказать — безнадежном положении?
— Я сказал то, что хотел сказать.
— Юристам, как и математикам, следует быть предельно точными. Я не случайно добивался уточнения. Если мое положение действительно безнадежно, могу ли я рассчитывать, что вы облегчите его в какой-то мере, разумеется, при условии моей полной чистосердечности?
— Ничего не могу обещать.
— Не хотите или не в силах? Простите, что снова добиваюсь точной формулировки…
— Участь преступников в известных случаях может облегчать только суд.
— В таком случае, — раздраженно прервал Суров, — мы продолжим нашу беседу на эту тему в суде. — И он отвернулся, вызывающе закинув ногу за ногу.
Следователь обратился к женщинам:
— Может быть, вы желаете задать гражданину Сурову какие-либо вопросы?
Мать встала, поправила свои седые волосы; могло показаться, что она хочет произнести пространную речь. Но речи она не произнесла, сказала всего лишь несколько слов, сказала тихо, но очень твердо:
— Молодой, а какой страшный!.. Просчитался, однако, гад… Вы уж не взыщите, товарищ следователь, иначе как гадом назвать его не могу… Просчитался, говорю! С запозданием, с трудом, с терзаниями, а всё же вывели тебя на чистую воду. Думаю, теперь не избежать тебе расплаты. И на суд не надейся… Советский суд по совести судит. Можешь и впрямь считать, что твоим подлостям пришел конец!
Василий Владимирович Веденеев , Владимир Михайлович Сиренко , Иван Васильевич Дорба , Лариса Владимировна Захарова , Марк Твен , Юрий Александрович Виноградов
Советский детектив / Проза / Классическая проза / Проза о войне / Юмор / Юмористическая проза / Шпионские детективы / Военная проза / Детективы