Антология советского детектива-22. Компиляция. Книги 1-24

В прорезиненный комбинезон скафандра водолаза втряхивают, как в мешок, растянув широкий резиновый ворот. Затем надевают на плечи «манишку» — нечто вроде овального медного подноса с дырой посредине, согнутого так, чтобы он двумя полукругами прикрывал грудь и спину водолаза. В дыру-флянец этой манишки вытягивают кромку резинового ворота комбинезона, расправляют по окружности флянца и насаживают дырками на три болта, торчащие из флянца. Надевают просторный шарообразный медный шлем с тремя смотровыми иллюминаторами, насаживают его на те же болты и затягивают гайками. Резиновый ворот комбинезона оказывается плотно зажатым между флянцами манишки и шлема, и теперь эти составные комбинезон — манишка — шлем образуют уже единое целое — скафандр. Из-за этих болтов и пошло его прозвище — «трехболтовка». Ну, а потом еще обувают водолазу свинцовые «галоши», навешивают на грудь и спину груза́, опоясывают ножом, снабжают фонарем, сумкой с инструментами — в общем, снаряжения ему хватает.

Сафонова одели по всем правилам в скафандр, и он, как статуя командора, грузно зашагал по бетонной стенке к трапику.

— Боже ж мий! Так вин же утопне, серденько, такый важкый! — испугалась какая-то бабуся.

Колхозники притихли, наблюдая. Большинство из них впервые видели спуск водолаза.

Сергей сошел по трапику в воду — по пояс. Матросы накрыли его голову шаровым медным шлемом, затянули гайки флянца. Чуриков ополоснул водой — чтобы не запотело — круглое стекло в медной оправе, крикнул:

— Воздух водолазу!..

Компрессорщик включил подачу. Сзади в шлем впаян рожок, на который насажен и закреплен шланг воздухопровода. Через невозвратный клапан этого рожка в шлем поступает нагнетаемый компрессором воздух. А на груди и спине рубахи есть другие невозвратные клапаны, которые, наоборот, выпускают лишний воздух. Таким образом комбинезон не раздувает и водолаз все время дышит свежим проточным воздухом. Но этого мало: в самом шлеме есть еще клапан с пружинкой — золотник. Вот им-то, главным образом, и регулирует количество воздуха в рубахе и свою плавучесть водолаз, то и дело нажимая головой на пуговицу золотника.

Женщины в удивлении ахали, девчата прыскали, пацаны застыли благоговейно, даже перестав шмыгать носами. Военные снисходительно улыбались этому маленькому спектаклю.

Чуриков ввинтил Сергею в шлем передний смотровой иллюминатор, затянул, шлепнул ладонью по медной лысине — и Сафонов ушел под воду, травя золотником лишний воздух.

— Ой, лышенько! — всплеснула руками та же бабуся.

Придя на грунт, Сергей взял заранее оставленную там латунную полированную пластинку и стал ждать сигнала. На ней было выгравировано:

Бухта Южная

Причал рыбколхоза «Балтиец»

РАЗМИНИРОВАН

(дата и год)

Тем временем наверху секретарь парткома колхоза Соловецкий открыл митинг, публично высказал морякам и армейцам-разминерам сердечную благодарность за их подвиг.

Офицер скомандовал «Подъем!», водолаза подняли, сняли с него шлем, и, тяжело топая, оставляя на сером бетоне мокрые темные следы, Сергей подошел к столу комиссии.

— Товарищ председатель, причал рыболовецкого колхоза «Балтиец» разминирован и взрывоопасным больше не является! — отрапортовал он и подал латунную пластинку.

Шарипов громко прочитал текст и высоко поднял пластинку, показывая собравшимся.

— Ура гвардейцам! — провозгласил усатый рыбак с боевыми наградами, и все восторженно подхватили.

Парни в гимнастерках и синих фланельках смущенно улыбались. Они не думали, что газеты назовут их работу подвигом, были польщены и чувствовали себя именинниками.

За официальной частью последовал праздничный обед в колхозной столовой — столь щедрый, что потом всем морякам и солдатам пришлось предоставить продленный адмиральский час отдыха.

Спасательная экспедиция внесла, конечно, яркое разнообразие в повседневную монотонность их служебных буден, но моряки и солдаты все же рады были уже вернуться в свои подразделения. И сейчас, разделясь на две бригады, авралили вовсю, свертывая остатки своего выездного хозяйства.

Смекалистый Шарипов снова пришел на причал, подсел к отдыхающей бригаде — будто бы тоже передохнуть. Впрочем, он и впрямь упарился, надев сегодня по случаю торжества синий морской китель с золотой медалью «Серп и Молот», которой был недавно удостоен. И сейчас, распахнув китель, сидел, обмахиваясь его бортами.

— Уф-ф... Ну и денек выдался — лето, да и только!

— Сплюньте, Солтан Мустафович, а то еще снег повалит, — улыбаясь, посоветовал Чуриков. — Прибалтийская весна — баба капризная.

— Это точно. Тьфу-тьфу-тьфу! — шутливо сплюнул рыбак. Посмотрел, щурясь, на небо, на бухту. — Да нет: чайки садятся на воду — жди хорошую погоду! Примета верная... А скажите-ка, братцы-водолазы, ваше слово — олово. Винт у нас на «Сириусе» бить стал. Гребной вал как струна, а винт молотит! Вы не могли бы в порядке шефства...

— Есть о чем говорить! — перебил Сафонов, нежась на солнце.

Чуриков подтвердил: