Антология советского детектива-22. Компиляция. Книги 1-24

— Что именно?.. Послушайте, коллега, давайте начистоту. Мы с вами специалисты разного профиля, но служим одной «фирме». Я значительно старше и опытнее вас, и...

— Не продолжайте, — перебил атташе, морщась. — В свое время вы крепко выручили меня, и я не забыл этого. Поэтому охотно помогу вам теперь всем, что в моих силах. Не сомневайтесь.

— Рад слышать. И глубоко признателен. Что вы посоветуете мне предпринять?

— Удрать, пока гром не грянул, — быстро и внезапно. Лучше всего полулегально. Я вам тотчас, пока посол в отъезде, сделаю дипломатический паспорт с вашей фотографией и вы вместе с дипкурьером посольства завтра же улетите. Если вас даже сразу хватятся — и то будет поздно.

— Признаться, я первым делом тоже так подумал. Но... «Фирма» не согласится. Сами посудите: сколько лет уже мне деньги платят. И какие! А за что? За ту рыбешку, какую я вылавливаю в Управлении? Черта с два! За такую добычу таких денег не платят, Фрэд. Да и не мой масштаб это. Меня специально держат в глухом резерве на случай какого-либо чрезвычайного задания, это ясно.

Атташе потер переносицу, обдумывая:

— А что... А что, если вы удерете так, без разрешения? А постфактум оправдаемся: вы — экстренной потребностью, я — незнанием необходимости испрашивать разрешение. Генерала вам за этот трюк не пожалуют, вероятно, но и из полковников не разжалуют. Годы все же, заслуги... На счету у вас накопилось изрядно, да и с войны кое-что, надо полагать, хранится — перебьетесь. Купите виллу где-нибудь в Рио-де-Жанейро и засядете писать мемуары. А?

Федотов мрачно усмехнулся:

— Вы нарисовали слишком идиллический финал. У нас на первом месте интересы «фирмы», и такой выход из игры — дезертирство. А как поступают с дезертирами, вы знаете. Мне страшно, Фрэд, погибнуть в автомобильной катастрофе или того нелепей. Я... Я боюсь, просто боюсь.

— Понял, — кивнул атташе. — Что же тогда вам предпринять?..

— Не мне, а «фирме». Место затопления «Флинка» мне теперь точно известно. Используя это, «фирме» следует экстренно провернуть решительную диверсию и перед носом у русских уничтожить или захватить все корабельные бумаги.

— Браво, Майкл! Именно это и спасет, и сохранит вас!

— Спасло бы. Не выйдет. Сегодня наши не пойдут на такой шаг.

— Не решатся, думаете? Или не осилят?

— Ну, что вы! И решимости, и возможностей, и исполнителей у наших хозяев достаточно. О деньгах и говорить нечего. Просто... — Федотов щелкнул пальцами, подбирая слова, — решающим в нашей системе является его величество барыш. Если спасение агента даст крупный выигрыш — политический, экономический, идеологический, любой, — его станут спасать. Если же не даст... и спасать нет резона.

Коллеги надолго замолчали, попивая мелкими глотками крепкий кофе, размышляя. Атташе вдруг оживился и отодвинул чашечку:

— Я профан в этом. Скажите, Майкл, а нынче сталинит имеет какое-то значение?

— Еще бы! Огромное! Ведь сталинит — это не только броня. Это и важнейший компонент для производства сплавов. Но единственное месторождение сталинита в Союзе уже почти исчерпано. Сейчас советские ученые усиленно ищут заменитель сталинита.

Атташе восхитился:

— Даже так?! Прекрасно! Значит, надо немедленно требовать диверсии по добыче документов с «Флинка», мотивируя это не столько необходимостью вашего спасения, сколь тем, что иначе Советы получат второе месторождение сталинита! Понимаете, Майкл?

Федотов даже как-то обмяк. Утер проступившую на лбу испарину, выдохнул облегченно:

— Ну, дружище, этого я по гроб не забуду!

В это же время в кабинете одного из Управлений КГБ вели деловую беседу двое сотрудников. Хозяин кабинета имел вид ученого, каковым, собственно, и являлся. Собеседником был капитан первого ранга Запорожец. Возраст его соответствовал званию, но высокий рост, светлые волосы и спортивная фигура делали его моложе. Энергические черты лица говорили о волевом характере, серые внимательные глаза — об уме, а ровный постоянный загар — о том, что засиживаться в кабинетах ему не свойственно. Ученый имел звание полковника, но, как обычно, был в ладном штатском костюме.

Кабинет более походил на домашний, нежели на служебный. Сидя в креслах возле чайного столика с самоваром на подносе, офицеры беседовали свободно и просто.

— То, что зарубежная пресса, — рассуждал полковник, — особенно всякие радиоголоса, нагло извращают нашу действительность — естественно. Это их плесневелый хлеб. Интересно другое: какие источники питают их?

Моряк набивал трубку. Темного дерева «люлька» изображала голову хитро улыбающегося казака-запорожца. Уминая в ней тонкую лапшу табака, моряк ответил:

— Частично — наши официальные сообщения, особенно критические материалы. Личные наблюдения некоторых ретивых интуристов и корреспондентов. Злопыхательские высказывания наших невозвращенцев. Ну, еще — разглагольствования отдельных дураков-критиканов из числа наших туристов, командированных и моряков за границей. Таких там ловко на крючок поддевают.

— Умеют, — согласился полковник. — Еще?