Антология советского детектива-22. Компиляция. Книги 1-24

Я вернулся во двор в тот момент, когда выходил доктор. Он остановился, внимательно посмотрел на меня, словно решал какой-то свой вопрос, и сказал:

— Да-с. Идите, молодой человек, вас там ждут.

Я вошел в комнату Маринки и увидел ее улыбающейся. Рядом с кроватью на столике стояла глиняная вазочка с персидской мимозой.

— Доктор сказал, что я скоро уже могу ходить, — сообщила Маринка радостную для нее весть. — А это мама поставила цветы. — Светлая улыбка не сходила с лица Маринки. Радость! Не она ли является тем ключом, с помощью которого перед человеком, умеющим вызывать у других чувство радости, открываются души и сердца людей.

— А знаете, зачем я вас просила остаться?

— Нет, не знаю.

— Ну как вы думаете?

В голове у меня проносились самые всевозможные предположения, но ни одно из них не подходило для этого случая.

— Я же не поблагодарила вас за персидскую мимозу. Раньше таких цветов мне не приходилось даже видеть.

Я, наверное, покраснел, потому что Маринка, глядя на меня, рассмеялась. Услышав смех, в комнату вошла Анна Алексеевна.

— Что, матрос, рассмешил мою больную дочку?

Я не зря сравнил Маринку с царевной-несмеяной. За все те немногие встречи с ней мне ни разу не пришлось видеть ее по-настоящему веселой. Печать какого-то непроходящего горя лежала на ее задумчивом лице. А тут еще эта простуда.

— По сказке тебе полагалось бы за это еще и полцарства. Да вот незадача, нет у меня такого богатства. Да, по правде, и зачем оно нам? — Анна Алексеевна немного помолчала, долгим взглядом посмотрела на меня, словно решала, стоит ли посвящать меня в свои семейные дела, а потом, наверное, подумала: «Человек, который входит в дом с цветами в руках, не может причинить людям зла». — Я уже говорила, что мы остались с Маринкой вдвоем. Мой муж был направлен добровольцем в Испанию. Об этом под большим секретом он сказал мне буквально перед самым отъездом. Весной тридцать седьмого года вернулся оттуда летчик из полка, в котором служил мой муж, и привез коротенькое письмо, написанное им незадолго до героической гибели.

Грусть, навеянная рассказом Анны Алексеевны, постепенно рассеялась лишь после того, как позади остался виноградник.

Возвращался я в расположение нашего поста в уже приподнятом настроении. Кажется, ничего такого и не произошло. И все-таки радостное чувство, подобное тому, которое я увидел на лице Маринки, когда она смотрела на цветы, не оставляло меня. Даже Звягинцев, увидев мою глупую физиономию, сказал:

— Ужинать ты, конечно, не будешь, потому что тебя снова угощала тешша.

— Нет, буду, дорогой мой Сымон, — ответил я, подражая Лученку, и ударил Звягинцева ладонью по плечу.

— Это ж надо, к чему приводит шефство над школой. Ты так скоро начнешь всем ломать кости.

Утром, при распределении заданий, я сказал Лученку, исполнявшему обязанности командира отделения (Демидченко остался ночевать в штабе дивизиона):

— Товарищ командир, одного комплекта инструментов мало. Так мы будем копаться в этой скале до нового года. Надо организовать две встречных бригады. Но для этого нам нужен еще один комплект инструментов. Да и рабочих рукавиц пар две не мешало бы. Посмотрите на руки Лефера — все в кровавых пузырях. — Я тут, конечно, малость преувеличил. Хотелось выставить Сугако в лучшем свете, как безотказного работягу. А получилось наоборот. Лефер даже обиделся, потому что считал, что пузыри на руках бывают только у тех, кто мало или совсем не умеет работать. С такой характеристикой он, конечно, согласиться не мог и поэтому тут же внес энергичный протест:

— Что он говорит? Пусть лучше сам покажет свои руки, — намекнул Сугако на то, что у меня они, пузыри, действительно есть. А у меня их и в самом деле штук по два с каждой стороны. Получился, как говорят в этих случаях, конфуз.

— Не будем уточнять у кого их больше, — прекратил прения Лученок. — А стыдиться их нечего. Это как медали за трудовую доблесть.

Неплохо сказано. Я обратил внимание, что Лученок, исполняя обязанности командира отделения, говорит не на белорусском, а на русском языке.

— Может, подождем возвращения старшины? — спросил Михась.

— Зачем же время терять?

— Ладно. Выпишем тебе командировочное предписание, требование на шанцевый инструмент, дорожное обеспечение и что еще, машину? Извини, машины, сам знаешь, у нас нет. Так что придется добираться тринадцатым номером.