Антология советского детектива-23. Компиляция. Книги 1-17

— Может, и допускаю. — И, улыбаясь, Воркун опять кивнул на боковую дверь: — А вот Федька Лунатик, бывший рецидивист, не ошибается, взглянет и скажет: вор ты или нет. Так как сам профессор по этой части. Наш врач, что трупы вскрывает, сказал о нем: «Феноменальная интуиция!» А ты: «Преступник есть преступник». Книжный ты человек. Куда тебе к нам…

Из коридора ворвались голоса и поросячий визг. Затем в дежурку ввалился разгоряченный милиционер в белом морском кителе. Одной рукой он подталкивал рябого паренька лет десяти, а другой пожилую полную женщину с трепещущим мешком в руке…

— Иди, бабуля, иди! Ты же пострадавшая! — Он снял фуражку водника и рукавом смахнул обильный пот со лба: — Уф, упарился!..

И без доклада постового было понятно, что рябой — карманник. Лешину догадку подтвердила пострадавшая. Правда, воришка вину свою отрицал: ссылался на какое-то наводнение. Его «самозащита» всех развеселила. Один Воркун оставался грустным и строгим. Он поинтересовался, почему женщина упорствовала, неохотно шла в милицию.

— В чем дело, гражданка? Ведь базар-то под окном. Ну?

— Так мы-то не базарные, волотовские. Нам в сельсовете баяли: «Рынок открыли для всех».

— Правильно! — подхватил Воркун. — Заплати за место и торгуй на здоровье. А ты чего упрямилась?

Толстуха, с красной шерстяной ниткой на руке, прижала поросенка к животу и ухнула на колени:

— Господин старший, отпусти на волю…

Ее говор чередовался с повизгиванием чушки. Сморщив лицо, Воркун добродушно отмахнулся:

— Встань! Теперь нет бар. — И, увидев Федьку Лунатика, подал ему условный сигнал: «Помоги мамаше»…

Агент поправил на длинной шее воротник брезентовой куртки и, помогая толстухе встать, незаметно вытащил у нее из кармана юбки светлую бутылку с молочно-сизой жидкостью.

— Волотовский первач! — определил Федька и, поставив улику на стол, сонно плюнул на пол: — Лосиха! Кто ее не знает. Центр-сбыт самогонки. А порося — ширмочка…

Не двигая головой, Федька подмигнул рябому:

— Пацан, ты это с перепугу про «наводнение»?

— Да не-е! — Паренек злыми глазами хлестнул торговку и пальцем ткнул в железную решетку распахнутого окна: — Вон… башня. Водокачка, значит. А на ней афиша насчет гипноза. И он тут, этот гипнотизер-то. Горячится. Руками машет. На этого, что ведает кинематографами. «Я, говорит, покажу наводнение». А тот: «Нельзя! У нас без дурмана. Откуда в зале вода?» А гипнотизер как засмеется, как взглянет на дяденьку да ка-ак взмахнет рукой: «Вот откуда!» Все глядь на башню. Ой, из окон, дверей — водища. И прямо на нас волной. Тут паника, суматоха. Кто куда!..

— А ты в карман? — подзадорил Лунатик.

— Не-е! Лосиха упала, я на нее. Она кричит: «Грабят!» А этот, — он моргнул на морской китель, — и сгреб меня…

Леша погрустнел. Все ясно: старорусскому Шерлоку Холмсу агентом не быть. Проштудировал Конан Дойла, восхищался Порфирием, изучил логику, добыл снаряжение — и на первом же шаге опростоволосился. Да еще как! Проспал браунинг. Спекулянтку не опознал. А главное, не вспомнил Воркуна, хотя и видел его раньше. И поделом каталю-курортнику нос грязью утерли. Но он не рак: не попятится.

И как только Воркун остался один, Алеша решительно подошел к столу:

— Мой дядя, мастер Смыслов, просил передать вам…

На сей раз Воркун выслушал внимательно и даже крякнул:

— Ну ты, чудак! Да ведь этот рыжий матрос, хозяин браунинга, и есть тот самый Ерш Анархист, которого мы разыскиваем. — Иван Матвеевич вскинул ладони к лицу. — Ты сможешь нарисовать его словесный портрет?

— Смогу.

— Садись! — Воркун придвинул Алеше чистый лист бумаги и чернильный карандаш: — Костюм, рост, лицо и манеру говорить…

Иван Матвеевич положил ладонь на Алешино плечо:

— Тогда… не видел Ерша возле дома Роговых?

— Нет, не видел.

— Сегодня твой приятель Селезнев рассказывал о тебе. — Воркун примолк, видимо, что-то вспомнил и спросил: — Сколько у вас в сарае было фанерных листов?

— Двенадцать.

— А Сеня сказал десять.

— Я пару поставил без него, пока он был в Питере. Взял у дяди Сережи. Он сейчас подтвердит…

Тяжелая ладонь стремительно оторвалась от Алешиного плеча…

ДВА БЕГСТВА

Вечерняя окраина. Глухомань огородная, старый забор, подпертый сплошной тенью, и приземистый домик с прогнувшейся крышей, похожей на заброшенное богатырское седло. Невдалеке, над садовой зеленью, высится дача-особняк. На ее башенке чуть серебрится стеклянный шар.

В этом доме Ерш Анархист снимает комнату. Сеня Селезнев не знает, откуда председатель чека узнал адрес матроса, но знает, что Ерш во время облавы улизнул не только от Воркуна, но и от Пальмы.

Красноармеец Ахмедов, делопроизводитель чека Люба Добротина и Воркун с Пальмой окружили дачу, а Сеня, в штатском костюме, поднялся на голубое крылечко и резко дернул за висячую ручку.

За дверью звякнул колокольчик. Хозяйка сдвинула оконную занавеску, увидела молодого человека в клетчатой кепке и неохотно пошла к двери.