Антология советского детектива-23. Компиляция. Книги 1-17

Крестный ход он догнал за городом. Еще издали увидел знаменитую икону Старорусской богоматери. Она слегка покачивалась над головами несущих ее мужиков. Длинные здоровенные носилки скрипели под тяжестью. Трудно поверить: икона чуть выше трех аршин, а весит несколько пудов!

Весь секрет в украшениях: позлащенная рама, риза бассейного серебра, массивные ожерелья из крупного китайского жемчуга, золотые кресты с драгоценными камнями, множество самоцветов — вот что заставляло нести икону двумя шеренгами по тридцати человек в каждой.

Встречая чудотворную, жители деревни цепочкой стали на колени посредине дороги. И когда над ними проносилась богородица, сверкающая бриллиантами, топазами, гранатами, бирюзой, верующие лбами бились о землю, судорожно крестились, вскидывали руки, истошно кричали: «Помоги! Спаси! Соверши чудо!»

И что удивительно: некоторые с больными зубами, мигренью исцелялись. Леша понимал, что силою самовнушения достигается многое, но как это объяснить Груне?

Вот она умиленно-доверчиво ощупывает руку пожилой крестьянки, которая только что разогнула закостеневший локоть…

— А скрючило еще весной, — свидетельствует женщина, «исцеленная» чудотворной иконой.

Леше очень хочется подойти к Груне, познакомиться с ней, но он сторонится ее: каждую минуту может объявиться Ерш. Видать, в своей записке Анархист просил Груню пойти с крестным ходом. Здесь, вне города, в большой толпе людей проще свидеться.

Перед окнами изб стояли столы с квасом, молоком, хлебом, сканцами, кокорами. Леша взял кусок пирога с рыбой, но не стал есть: ему показалось, что Старорусская божья матерь скосила на него глаза. Он вышел на дорогу, взглянул на икону и опять удивился: богородица не спускала с него глаз.

Свернув в прогон, Алеша был уверен, что оторвался от взгляда богородицы, но не тут-то было! Она по-прежнему смотрела на него. Он бросил пирог в крапиву, вернулся к веренице коленопреклоненных, опустился на дорогу и чуть не перекрестился.

Божья матерь надвигалась, не спуская глаз с Алеши. Она гипнотизировала его до последнего момента, когда икону пронесли над Алешиной головой.

Он не интересовался живописью. Откуда ему знать фокус богомаза? Но ему кое-что подсказал истеричный крик молодухи:

— Она глядела! На меня глядела! Только на меня!..

Алеша снова нашел Груню. Она несла на длинном древке полотнище с изображением Христа. Тронутая ветром хоругвь напомнила боевое знамя. И Леша почему-то представил Груню впереди красного отряда знаменосцем. Потом фантазия нарисовала какую-то музейную комнату, где они с Груней осматривают древнюю икону Старорусской богоматери[10].

Леохново вознеслось над тихой речкой. В прибрежных кустах укрылся шалашик святого отшельника. Груня поклонилась мощам Антония Леохновского, затем нарвала полевых цветов и возложила их, видимо по просьбе Абрама Карловича, на гранитную плиту с золотой насечкой: «Вейц».

На кладбище никто не подошел к Груне. Наверное, Ерш дожидался ночи. Юноша остановил Груню в тени высокой колокольни:

— Добрый вечер, Грушенька!

Мохнатые, сросшиеся брови девушки дрогнули. Она пристально уставилась на незнакомца:

— Откуда знаешь меня, парень?

— Тебя хорошо знает моя мать. Она поет вместе с Ланской в соборе — Прасковья Михайловна Смыслова…

— Добрая женщина, — просветлела Груня, и тут же ее густые брови нависли на глаза: — Так это ты, комса, поснимал иконы в доме?!

Он не ожидал такого вопроса. В прошлом году, под влиянием Леонида Рогова, Леша действительно снял материнские иконы, но не успел их сжечь: зашел Герасим, друг отца, и заступился за мать: «Не самовольничай, паря, а то силенки у меня поболе».

Над колокольней крикливо суетились галки. Леша вскинул голову:

— Не от этой ли стаи ты отбилась? Такая же чернявая…

— Не отвиливай! — Ее черные глаза осветились насмешливым огоньком. — За иконой следуешь? Боитесь: унесем, спрячем? Ты кем работаешь?

— Каталем… на курорте…

— А здесь зачем в рабочий день?

— Так… мать наказала, — он взглянул в сторону белостенного храма, — свечу поставить: давно нет писем от бати…

Видимо, мать рассказывала Груне о том, что не получает писем от мужа. Орлиха доверчивее глядела на сына Прасковьи.

— Поставил свечу-то?

— Нет еще…

— Пойдем! — Она откинула черную косу за спину. — Заодно искупаюсь…

Они шли тенистой тропкой. От высокой чащи пахло ольхой и овражьим застоем. Алеша думал: «Не здесь ли ночью они встретятся?»

На огромном камне он прочитал меловую надпись: «Тут был Харлампий Темноверов». Печатные прямые буквы, похожие на частокол, помогли Алеше представить образ богомольца. Он шутки ради нарисовал его словесный портрет…

Груня приостановилась и серьезно спросила:

— Ты умеешь по письму разгадывать натуру человека?

Леша отрицательно замотал головой, но тут его озарила идея, и он исправил свою ошибку:

— Я-то нет! А вот мой хороший знакомый не хуже знаменитого графолога Зуева-Инсарова — взглянет на почерк и весь твой характер прочитает!

— Здорово! — заинтересовалась она и после минутного колебания взяла его за локоть: — Если дам письмо, он не откажет тебе?

У Леши и дух перехватило, он с трудом овладел голосом: