Антология советского детектива-25. Компиляция. Книги 1-26

— Был выход. Сдаться. — И Захар вдруг без замаха ударил его по челюсти. Буся грузно рухнул на жесткий асфальт, согнулся у ног, пытаясь встать.

— Это не-е честно! — мычал он. — Я в кандалах…

— О честности заговорил… — Захар был вне себя. — Детскую одежонку жег в обнищавшей стране!..

— Нельзя так, Самсонов! — сказал Васькин. — Веди себя нормально. — Однако и сам Борис Николаевич был словно затравленный зверь. Внутри в нем все кипело. Из глаз бежали слезы. Очень жаль было Маткова.

А Виктор Коваленко по-прежнему сидел в машине. На окровавленном его лице была гримаса боли. Сунув руку в пах, он затем посмотрел на ладонь и пальцы — все было в густой липкой крови. Рядом стонала женщина.

— Ой умру я, хлопцы. Двое внуков останутся. Никого у них: ни матери, ни отца. Хоть определите в детдом.

Изо рта и из носа ее сочилась сукровица, вероятно, легочное ранение. Женщина все больше слабла. Постепенно сбегался народ, заглядывал в машину, хотя Захар Самсонов и капитан Васькин старались людей не пускать к месту происшествия. Уже запросили из города «скорую помощь» и подкрепление. Вот что значит срочный вызов к месту ЧП и как он иногда непредсказуемо оборачивается трагедией.

В это время по путям, позади слипшихся легковых машин и столпившихся зевак, прокатил очередной поезд. Грохот и пыль качнули местность, и ничего в эту минуту не было слышно. На товарном составе, что стоял на соседнем пути, мелькнула какая-то фигура. Борис Николаевич не придал этому значения. Но стоявший рядом арестованный железнодорожник схватился за грудь и рухнул в распахнутую дверцу «Лады».

«Что это с ним?» — не понял Васькин. Сквозь прижатые к темному кителю пальцы побежала кровь. Борис Николаевич подскочил к нему. Железнодорожник хватал ртом, как рыба, воздух и силился что-то сказать. Огромный Буся тоже завалился на бок, косматая голова его запрокинулась. Грохот уходящего поезда медленно таял, а Борис Николаевич никак не мог прийти в себя. Глаза его ловили в толпе малейшее движение.

— Кто же стрелял? — Васькин сжал побелевшие кулаки.

Захар Самсонов тоже ничего не понимал. Он находился с арестованными совсем рядом. Но его не тронули.

К месту происшествия все гуще стекался народ. И не спасали уже никакие запреты.

— Захар, может, ты что видел?

— Ничего, товарищ капитан.

Позади на путях по-прежнему стояли пустые товарные вагоны. И теперь уже там ничего подозрительного не виднелось. Но кто-то же стрелял! Воспользовался грохотом проходящего поезда.

Какая-то жуткая стояла тишина. Или Борису Николаевичу заложило уши? Он даже потрогал их ладонями. И еще не веря и не понимая что случилось, подбежал к неподвижному Бусе, рванул на нем клетчатую тенниску, пытаясь угадать, смертельно или нет ранен пленник. И тут же ему бросилась в глаза пунцовая родинка под лопаткой, как будто клякса на спине Буси. Борис Николаевич даже отпрянул. Сразу вспомнил показания Варвары Тимониной. Вот как складываются пути. Розыск в Северном районе близ мясокомбината в Парадном замкнул круг на городской железнодорожной станции. Так неожиданно, и с такими потерями!

* * *

Самый длинный и пока самый страшный день в жизни капитана Васькина истекал… С убитыми и ранеными, с отправкой людей в госпиталь, с невероятным перенапряжением сил. Что людской организм исчерпаем — это было сегодня очень заметно. Одно законченное дело цеплялось за другое, которое еще предстояло расследовать. И так, наверное, без конца, потому как в России всегда воровали и воровать будут, и нет порядочности и дисциплины сверху донизу, сплошные перевороты и революции и всенародное недовольство — у каждой страны свои беды. В угрозыске тоже повторялась общая картина: одни люди сменялись другими, и все больше, невпроворот, скапливалось работы.

До самого подъезда в тот роковой день молча провожал Бориса Николаевича Захар Самсонов, как бы оберегая его от темных незримых сил. Большое бровастое лицо его было хмурым.

— Все время я был в группе как лишний человек, — признался он.

— Почему же? — не согласился Борис Николаевич. — Ты был в строю и даже в бою. А удачи и ранения всегда достаются не поровну.

И в который уж раз капитан Васькин горько вздохнул:

— Не верится, что нет Петра Степановича. Какой жуткий день! Генерал разнес меня и, пожалуй, прав. Стихийный у нас получился выезд.

— Задним числом все умные! — осудил Захар большое начальство.

— Может, и так.

— Вот поставьте себя на место подполковника, там на станции вы бы остались в стороне?

— Конечно бы, не остался, — вздохнул Васькин.

— Так что же мы могли сделать?!

— Смерть, как говорят, без причин не приходит…

— Вполне согласен с вами.