Антология советского детектива-27. Компиляция. Книги 1-18

— Верно. Но, говорят, он был какой-то странный последнее время.

— Одинокий человек вообще кажется странным обывателям. Я, например… — начала было фразу Божкова и тут же оборвала. — Словом, не ломайте над этим голову. Стопроцентных нормальных людей вообще нет, у каждого какой-то небольшой вывих. И слава богу, что это делает жизнь немного интереснее. Ваш отец был вполне в пределах, пусть вас не пугает какая-то там страшная наследственность.

Божкова встала, собираясь уходить. Клим тоже поднялся.

— Я не только из-за этого. Вы не вспомните, когда видели его в последний раз?

— Когда?.. — врач призадумалась. — Не так уж давно… Месяца полтора назад. Он стоял в коридоре, там. Я еще спросила у него — что, мол, Ярчук, снова прихватило? А он говорит: нет, на этот раз к Прудкому, поранился…

— Кто это — Прудкой?

— Наш хирург.

— Нельзя ли мне и его повидать?

— Он в отпуске до середины сентября. А зачем вам еще и хирург?

— Хочу узнать характер ранения.

— Дотошный вы юноша, — Божкова вновь положила сумочку на стол и подняла трубку телефона.

— Регистратура? Неля, ты? Неля, скажи, пожалуйста, карточки умерших пациентов еще не передали в архив? Нет? Тогда, будь добренька, найти в той стопке Ярчука… да-да, Ярчука, и посмотри последнюю запись. Его принимал Прудкой.

Она держала трубку возле уха и рассеянно играла шариковой ручкой, ожидая ответа; Клим снова отметил, как красива эта седая женщина в очках. Наконец в трубке запищал голосок Нели.

— Да-да. — Божкова начала быстро записывать. — Производственная травма. Ранение мягких тканей правого локтя острым режущим оружием, глубина пореза — 2 сантиметра, длина — 8. Произведена противостолбнячная инъекция, наложены скобки… Спасибо, Неличка.

Она положила трубку и взяла плащ.

— Производственная травма… Это вам что-нибудь дает?

— Кое-что. — Ярчук очнулся от своих мыслей. — Но ваше заключение важнее.

Когда они вышли в коридор, там уже никого не было, лишь санитарка мыла пол, щедро разливая воду, да возле окна одиноко торчал анонимный бюст.

— Кто это у вас? — поинтересовался Клим.

— Луи Пастер. Вы о нем тоже собираете сведения?

— Нет, это уже профессиональный интерес. Я ведь биолог… будущий.

На улице царило теплое солнечное предвечерье, и не верилось, что где-то в это время могут быть страдания, кровь, смерть… Божкова кивнула Ярчуку и уселась в слегка припорошенную пылью машину с красным крестом на борту. Клим поглядел вслед убегавшей по безлюдной улице машине и недоумевал — почему у него сейчас, несмотря ни на что, такое славное настроение. И тут же понял — сегодня вечером встреча с Тоней.

* * *

— Когда-то мы с Линкой целыми днями не слезали с этого тандема. Объездили все вокруг. Однажды добрались почти до водохранилища — это отсюда почти в семидесяти километрах. Лет до четырнадцати мы были неразлучны.

— А потом?

Клим вертел педали чересчур быстро для подъема; горячее дыхание запыхавшейся Тони обжигало затылок.

— А потом наши увлечения разошлись… Лина пошла в танцкласс на Крымской улице. А я занялась плаванием. Получила разряд, а дальше дело не пошло. Вы ведь тоже занимались спортом?

— Почему вы так подумали?

— Ну-у, по многим признакам… А каким видом?

— Всеми понемногу, — уклончиво ответил Ярчук.

Некоторое время они молча неслись по песчаной утоптанной тропке. Затем Тоня возобновила разговор.

— Как там продвигается ваша продажа?

— Еще никак. Иван Терентьевич обещал покупателя. Мне хотелось бы со всем этим разделаться до начала учебного года. Сестричку надо собрать в последний класс, да и самому пора… в альма матерь…

Клим уже знал, что Тоня учится в юридическом и зимой дома почти не бывает, предпочитая жить в городе у какой-то подруги. Было заметно, что отношения ее с отцом отдавали прохладой, а вот сестру она любила больше, что среди близнецов не редкость.

Тандем выехал на опушку мелколесья. Ярчук остановил велосипед и держал его, пока Тоня спешивалась. Лес заканчивался на вершине огромного холма, отсюда виден был распластавшийся вдалеке город — заводы, дома, ступенчатый небоскреб вокруг центральной площади…

— Вот, — сказала Тоня, — это все — моя родина, мой город. Видите это желтое здание? За ним сразу — институт, рядом общежитие, дальше — театр драмы, еще левее дом, где я живу с Милой, а возле того моста…

Что находилось возле моста, Клим так и не узнал. Неожиданно для самого себя он взял Тоню за плечи, и она безвольно, будто нехотя повернулась к нему — глаза полузакрыты, губы — ярким, влекущим цветком…

Тандем упал на бок, лишенный поддержки; на сухой траве стрекотали, трещали, прыгали сотни кузнечиков…

…Тоня глянула на него снизу вверх потемневшими глазами.

— У вас на Востоке так водится? Впрочем, у нас тоже…

Клим смолчал. Ему не хотелось сейчас ни о чем говорить. В приближении сумерек первая цикада робко заскрипела где-то в кустах. Тоня сидела, обхватив колени, прислонившись к нему, но, казалось, была далеко…

— Откуда это у тебя? — вдруг показала она глазами на локоть Клима.