Антология советского детектива-29. Компиляция. Книги 1-20

Федоров, невысокий, вихрастый, с россыпью веснушек на носу, сидел безучастно, будто не к нему относились эти слова. Так он и просидел все собрание. Зато больше всех кипятился Толя Котин. Когда шестиклассники, в основном почему-то девочки, осуждали поступок Федорова, Толя вертел во все стороны кудрявой головой и шипел; «Ну, ты даешь… Ну и что, подумаешь! А что он такого сделал — сама же слушала, уши развесив…»

Уже Анна Павловна негромким своим голосом подвела итоги, а Федоров так и не шелохнулся. Рычкову понравилось, что никто не тряс Сашку с требованием немедленно поклясться: такое, мол, больше не повторится. По опыту Рычков знал: очень трудно мальчишке вот так, прилюдно, каяться в своих грехах, даже если он их и осознал. И порой, когда под давлением учителей мальчишки «дают слово», оно часто оказывается пустым. А Федорова ребята просто пропесочили, заверив, однако, что при повторении «хулиганства» они будут просить директора школы перевести его в другой класс.

— Думаете, проняло? — шепотом спросила Рычкова директор школы, когда собрание подходило к концу. — Ой ли! Нет, я думаю, больше он такой номер на уроке не выкинет. Но по сути-то, по сути…

Она покачала головой.

— Для него пираты все равно героями остались, и долго еще его надо от них лечить, ох, долго… Впрочем, может быть, я и ошибаюсь…

Все это Рычков вспомнил, стоя на пронизывающем ветру и слушая визгливый голос «кэпа». Он не сомневался, что принадлежит голос вихрастому Сашке, и еще раз подивился прозорливости директора школы. Кто бы мог тогда подумать, что тот сравнительно безобидный срыв урока будет иметь самое прямое отношение к нему, участковому инспектору?

А в том, что наступила его очередь действовать, Рычков не сомневался.

Он шагнул к входу. Впереди метнулась фигура, кто-то скатился в землянку по ступенькам:

— Полундра!

И сразу стало тихо. Спустившийся следом Рычков увидел полтора десятка напряженных, перемазанных сажей (в землянке тешилась печурка) мальчишечьих лиц. В углу возле печурки на трехногой табуретке восседал «пиратский капитан» — Сашка Федоров, семиклассник из поселковой школы, брат Ленки-Кнопки. Впрочем, минут пять назад он, может, и восседал. А сейчас на табуретке съежился нахохленный пацан. И столько откровенной неприязни увидел Рычков в его взгляде, что снова — в который раз за этот день! — почувствовал себя не в своей тарелке. Медленно прошел к печурке. Взял полено, оглядел его со всех сторон, сунул в огонь. Тишина. Только громко — выстрелами — потрескивали в огне смолистые поленья.

— А что, хлопцы, — медленно начал Рычков. — Землянка — это ничего… Сами вырыли или была?

— Была, — нехотя разлепил губы Сашка.

— Землянка — это ничего, — все так же не спеша, словно разговаривая сам с собой, произнес Рычков. — И печурка славная… Только на что это вам? — неожиданно резко закончил он и повернулся, внимательно вглядываясь в застывшие ребячьи лица.

Все по-прежнему молчали, один лишь Толик Котин непримиримо шевельнулся:

— А мы никому докладывать не обязаны. Мы никого не убили и не ограбили…

— Пока, — закончил Рычков, в упор глядя на мальчишку.

И тут же спохватился: может, не стоило так резко? Может, надо было все игрой обернуть? Ну, как обозлятся пацаны да устроят себе крепость в другом месте, там, где их и Рычков не найдет.

Не больше, наверно, десяти-пятнадцати секунд решал он для себя эту задачу. Так до конца ничего и не додумав, приказал:

— А ну за мной все, живо!

Мальчишки нехотя двинулись за ним.

Дорога до пикета заняла не более получаса. Все это время мальчишки шли молча. Молчал и он. Глубоко надвинул фуражку, шел несвойственной ему походкой — тяжело шагал, оступался с узенькой, протоптанной в снегу, тропинки. Куда только девалась военная выправка капитана Рычкова?

И если б могли шедшие сзади пацаны видеть лицо капитана, они бы искренне удивились. Не злость и не гнев испытывал он — обиду. И еще растерянность. Черт его знает, как себя вести сейчас. Чем их проймешь, этих надутых и замкнувшихся в себе мальчишек? Правильными, хорошими словами, что жить надо честно, открыто? Все это они уже не раз слышали.

…В пикете Рычков кое-как разместил их — на клеенчатом диване, на стульях. Сам сел, не раздеваясь, за стол. Снял фуражку. Машинально нажал кнопку настольной лампы под круглым стеклянным абажуром. Зеленоватый свет осветил крохотную комнатушку, занавешенное окно, простенький канцелярский стол, черный телефон.

Заставь Рычкова сейчас вспомнить вое, что он сказал пацанам тогда, — ни за что не сумеет…

Он помнит, как удивленно смотрели мальчишки на его руки, скручивавшие и раскручивавшие какую-то бумажку. Сейчас-то он понимает, чего они от него ждали. В лучшем случае — нотации и обещания пожаловаться родителям и учителям. В худшем, неверно, — тюрьмы. Глупыши…