Антология советского детектива-29. Компиляция. Книги 1-20

Это уже точнее. Валентина попросила старые газеты, посмотрела в программу. «22.25. — Художественный фильм». Одиннадцать минут разницы. От дома Барской через множество переулков, пустырь, вдоль железной дороги, потом около километра по улицам Шмидта, Коминтерна, Челюскинцев… И все за одиннадцать минут? Не может быть!

А если фильм начался позднее? Запросила справку из телестудии. Нет, все по программе…

Позвонила Сашке Никитину:

— Ты еще не спишь? Слушай, ты продолжаешь бегать? Даже по первому разряду? Очень хорошо… Помнишь, я про Баевского тебе рассказывала? Так вот, пробеги завтра вместо физзарядки по его маршруту.

К десяти утра следующего дня Сашка говорил:

— Так вот, мой тезка Александр Баевский теоретически мог бы покрыть расстояние от Советской до Октябрьской за одиннадцать минут. Правда, ему пришлось бы бежать… да, примерно в два раза быстрее чемпиона страны.

— А если ему подвернулась попутная машина?

— Ты меня принимаешь за глупенького? Возле мореходки я падал в машину, мы выжимали из «Волги» все, и знаешь на сколько опаздывали? На шесть минут. Чист твой Баевский…

Когда в уголовном розыске отбросили версию Баевского, на подлинного преступника удалось выйти довольно быстро. Стали проверять сослуживцев Барской, и в поле зрения оказался сын одного врача — человек, судимый в прошлом за аналогичное преступление, часто бывавший в больнице и потому знавший дни зарплаты. Но Савельев в этом розыске уже не участвовал. Он обивал пороги управлений флотов, норовя пристроиться инспектором в отдел кадров…

Белов после этого, когда случалось бывать у кого-нибудь «своей» компанией, называл Валентину «роковой женщиной».

А однажды Сашка рассказал:

— Сегодня шеф разговаривал с надзирающим прокурором. Какое-то дело пришло, прокуратура, видно, особо озабочена им. А Белов, ты же знаешь, страх как не любит, когда в его дела лезут. Так он сразу — на верхних регистрах начал: «Что вы мне — поопытней, по-опытней… Я опытному следователю и отдаю. Литовцева у меня в первой пятерке, а вы мне что-то доказываете!..» Ну, после этого от телефонных проводов пошел дым, я конца не дождался. Так что гордись: твои акции растут…

Ей стало приятно. Ей стало очень приятно! Но уже возле двери в свой кабинет она начала одергивать себя: «Не заносись, не заносись! Четыре года работы — это только четыре года. Не тридцать… Какое-то оно будет, новое дело?»

«ЗАЩИЩАЙТЕСЬ, НИКАНДРОВ!»

1

— Валентина Георгиевна, у вас не допрос? Можете зайти ко мне?

Она пришла. Белов был мрачнее тучи. Из суда вернули на доследование дело Никандрова. Оно долго находилось в производстве у Пермякова, два раза срок продлевали. Состоялось уже два судебных заседания, и в отделении довольно определенно поговаривали о доследовании.

Пермяков, в отличие от остальных, не изводил себя переживаниями. И действительно, обвинение располагало таким количеством доказательств, что об оправдании и речи быть не могло. Но, оказалось, и обвинительного приговора нельзя было вынести. Подсудимый опять изменил показания, а контрдоводов в деле не нашлось.

Никандров все восемь месяцев следствия время от времени менял показания. Но только в частностях. В основном он придерживался одной версии — стойкой, логичной, без очевидных изъянов.

Литовцева перечитывает материалы уже в третий раз.

Телефонограмма, заключения экспертов, постановления работавших до нее следователей, протоколы допросов, очных ставок, судебных заседаний…

На душе становилось все тревожней. Не от растерянности. Четыре года работы научили выдержке. Но именно потому, что опыт есть, она и не может теперь не понимать, насколько сложное дело лежит перед ней. Происшествие восьмимесячной давности — на какие дополнительные сведения реально рассчитывать сейчас? Как найти людей, которые знают еще что-то и захотят помочь ей?

Ну, а с кем ей предстоит единоборство? Никандров… Среднее образование. Тридцать пять лет. Бывший офицер. Потом некрасивая история с женщиной, суд офицерской чести. Увольнение в запас. Должно быть, умен. Во всяком случае, настолько, чтобы найти пробелы в цепи доказательств, выставленных следствием. Из протоколов проглядывает его жестокость и умение владеть собой: «Я его ударил бутылкой по голове. Он прислонился к стене и что-то стал бормотать. Я выпил оставшееся в бутылке пиво… Да… Такой, и убив, допьет свое пиво.

Никандров сейчас в более выигрышной позиции, чем она, следователь. Он знает все, что произошло в действительности.

Арестованный лишь через полмесяца после совершения преступления, он наверняка успел уничтожить главные улики. Недаром все обвинение строится на косвенных доказательствах… Он досконально изучил дело. Знает точку зрения прокурора, адвоката.

А какими достоверными сведениями располагает она, Литовцева?