Антология советского детектива-3. Компиляция. Книги 1-11

Дорн не то чтоб испугался, скорее насторожился. «Зачем я понадобился Гессу? Гесс и я… Более чем странно. Даже смешно. Оказаться в окружении второго лица рейха — это ли не чудо для разведчика? Но это неестественно, как сказал бы Багратиони, а значит, рискованно», — подумал он.

Дорна привезли в Нойсбабельсберг к небольшому особняку с розарием. Розы уже отцвели. Некоторые кусты укрыты мешковиной. «А ведь и у нас так делают», — Дорн вспомнил, как однажды осенью пришел в Летний сад и увидел пирамидки из лапника над розовыми кустами.

Следуя за своим провожатым, Дорн быстро прошел оранжерею, пропитанную сладким ванильным запахом орхидей, и оказался в гостиной. Стены были увешаны витринами с коллекцией экзотических бабочек. Крупные, сине-черные, они напоминали засушенные цветы. Или колибри, тех птичек, что, как утверждается, должны обязательно порхать над орхидеями.

«Он что, любит природу? — спросил себя Дорн, оставшись наконец один в необычной гостиной. — Как-то не вяжется с представлением об этом человеке. Как же с ним держаться? Конечно, почтительно. В холопы не лезть, услуг не предлагать, но и беспомощного агентишку не строить из себя. Да, повезло, смог послужить рейху. Есть некоторые возможности, но не безграничные, исключительно в системе деловых интересов, ибо любая слишком активная попытка продвинуться дальше способна лишить того немногого, чего мне удалось добиться, работая в Англии, — может быть, так?»

— Эту коллекцию собрала моя мать… — услышал Дорн за спиной глуховатый голос.

— Хайль Гитлер!

— Хайль Гитлер, Дорн. Что вы пьете? Наверное, уже привыкли к коктейлю и элю?

— Благодарю вас, я не пью днем.

— О… — по лицу Гесса скользнула сдержанная гримаса удивления, и брови еще плотнее прикрыли взгляд. И так, из-под бровей, он изучающе смотрел на Дорна.

Дорн тоже рассматривал Гесса. Совсем такой, как на фотографиях, где он всегда рядом с фюрером, — не снимается один. Не хочет отделяться от светила или не хочет обнаруживать излишней самостоятельности? «Ему не откажешь в странном обаянии, — отметил Дорн. — Удивительно, он начал со мной говорить, словно мы давно знакомы и часто встречаемся. Задает тон всей беседе?»

— Поздравляю вас с наградой, — интонации чуть ли не дружеские. — Не каждому разведчику дано исполнить подобное.

— Хайль Гитлер! — щелкнул каблуками Дорн.

Гесс устало опустился в старинное кресло-качалку. Черты лица его смягчились.

— У нас частная встреча. Присаживайтесь… — тихо проговорил он, указав на кресло за журнальным ониксовым столиком у окна. — Если верить Гейдриху, а он из немногих, кому я верю, вы не только сумели обжиться в Англии, но и завели там приличный круг знакомств. Британская контрразведка вами не интересуется, во всяком случае, у нас таких данных нет. И это прекрасно… Хотя наводит на размышления. Почему так? Как к вам относятся англичане? Что вы сами думаете на этот счет? — Гесс позвонил в серебряный колокольчик. — Чай, кофе? Наверное, кофе, вы и так каждый день ровно в пять глотаете в Лондоне чай с молоком, хоть и не кормите грудью, — Гесс посмеялся добродушно.

— Пожалуй, действительно кофе, — слегка смещался Дорн, не зная, как реагировать на своеобразный юмор.

— С вами высокомерны?

— Нет. Но постоянно дают почувствовать дистанцию. Как я заметил, господин рейхсминистр, англичане равнодушны к иностранцам. А иностранцы, имеющие на островах дело или же получившие там работу, вызывают у них едва ли не сострадание — он работает здесь, поскольку на родине работать не может.

— Тонко подмечено. Уж не знаю, анекдот ли это… Но рассказывают так: английские туристы приехали, скажем, в Италию. И услышали, как кто-то назвал их иностранцами. Искренне возмутились. «Это вы иностранцы, а мы — англичане…».

Дорн вежливо улыбнулся и собрался было объяснить, что к нему относятся лучше, чем просто к иностранцу, потому что он жил в доминионе и говорит без акцента, который называют «европейским», но вошла горничная — молодая, красивая, со вкусом одетая, сделала легкий книксен. Дорн примолк, глядя, как она быстро, без суеты сервирует кофейный стол.

Кофе был очень горячим и чересчур сладким.

— Такой предпочитают в Египте, — сказал Гесс, пересаживаясь к ониксовому столику. — Вы родились в Германии, но воспитывались в Южной Африке, а я родился в Александрии, жил в Южной Америке, воспитывался в Германии… Однако детские вкусы определяют вкусы всей жизни.

«А я сломал свои детские вкусы, — вдруг отстраненно подумал Дорн, — и пью черное пиво, ем сладкую селедку, картошку с творогом, рыбу с молоком и мясо с фруктами…»

— Скажите, Дорн, как в Англии относятся к рейху?

— По-разному. Это зависит и от общественного положения, и от политических убеждений того или иного человека.

— Коммунистов исключаем сразу. Консерваторы?

— Они выжидают, я бы сказал.

— Чего?

— Они склонны к стабильности, господин рейхсминистр, поэтому события этого года их настораживают.

— Вы хотите сказать, — отреагировал Гесс, — они не поспешат протянуть нам руку?

— Но если протянут, это будет верная рука.

— Дальше… — нетерпеливо перебил Гесс, — Либералы?