Антология советского детектива-3. Компиляция. Книги 1-11

— Но я верю в рок… Это принадлежность человека к земле. «Сначала жизнь мне дали не спросясь!», а потом принадлежность к окружающей среде, стечению обстоятельств, к определенной эпохе, к климату, цвету кожи, к Родине, наконец! — Чегодов пристально посмотрел на Хованского, потом на Сергеева и, заметив в уголках их губ затаенную улыбку, запальчиво продолжал: — Да! Принадлежность к родине! Человек по-особому воспринимает крик ребенка, вопль о помощи женщины или курлыканье журавлиной стаи в осеннюю пору. И подобно этому вечному зову русских людей, особенно в начале войны, давил психоз первых поражений нашей армии. «"Сопротивляться!" Это крик из глубины наших сердец, из глубины отчаяния, в которое ввергло нас несчастье нашего Отечества. Это голос всех, кто не смирился, всех кто хочет выполнить свой долг!» — писал в передовой статье первого номера антифашистской газеты «Сопротивление» русский эмигрант Борис Вильде, положивший начало этому движению.

— Двадцать третьего февраля сорок второго года героя, чье имя во Франции стало легендой, расстреляли с шестью товарищами на Монт-Валериен. Теперь там воздвигнут монумент — железный кулак, опутанный колючей проволокой. Впечатляющее зрелище! — заметил Сергеев.

— За несколько часов до расстрела Борис Вильде писал жене: «…я знал, что это будет сегодня… я готов, я иду… я с улыбкой встречаю смерть… думайте обо мне как о живом…» Да разве их было мало? Кирилл Радищев, Вика Волконская, эта «красная княгиня», как называли ее французские маки, князь Оболенский или наш бывший кадет, Алеша Флейшер, установивший контакт с итальянскими коммунистами и патриотически настроенными эмигрантами, которому удалось только в Риме создать около сорока конспиративных квартир, где скрывались небольшие группы партизан. Русские люди, я говорю не о космополитах, не ограничивались пожеланиями: «Боже, спаси Россию!», а вели упорную работу по подготовке мировой общественности к психологическому взрыву. — Олег снова оглядел присутствующих и так же горячо продолжал: — Русские патриоты хвалятся не только Шаляпиным, Рахманиновым, Глазуновым, Стравинским, гордятся ролью русской хореографии в развитии французского, итальянского, американского балета. Приятно, конечно, говорить об Анне Павловой и Сергее Лифаре, о шахматной короне Алехина, о скульпторе Коненкове, о крупнейших мировых ученых в области электронной физики и телевидения — В.К. Зворыкине, в области механики — С.П. Тимошенко, в области кораблестроения — В.И. Юркевиче. Но несколько отошли на задний план нобелевские лауреаты по экономике, химии, литературе, меняется образ старой святой Руси, зазвучали новые слова: Днепрогэс, Магнитка, «Ростсельмаш», социализм, Халхин-Гол и после, казалось, неминуемой катастрофы — битва под Москвой, подвиг панфиловцев, Сталинград… Берлин…

Они сидели за столом, вставали, прохаживались по просторной гостиной Хованского, пили чай и беседовали. Война, которую каждый из них прошел по-своему, осталась уже позади. Но для собравшихся здесь она еще не кончилась; она жила в каждом из них шифровками, явками, стрельбой, трагедиями и философией, и одно лишь слово, брошенное о ней, вновь поднимало взрывы воспоминаний, образы лиц и событий той поры.

1980-1984 гг.

Юрий Виноградов Десятый круг ада

Часть первая

1