Антология советского детектива-30. Компиляция. Книги 1-20

— Интересовались. Ничего подозрительного не обнаружили. Но это еще одно доказательство того, что Шарапов хитер и задолго готовился к преступлению. Кроме того, пять тысяч не такая уж крупная сумма, чтобы нельзя было ее где-то достать, скрыть.

— Ну, это на чей взгляд, — усмехнулся Андрей Аверьянович, — случись мне великая нужда, я призадумаюсь, где взять такую сумму, хотя и зарабатываю побольше Шарапова.

— Вы забываете, — сказал Шалва Григолович, что Шарапов пять лет назад отбывал срок, у него могли остаться связи с уголовным миром.

— Могли или остались? У него были сообщники?

— Сообщников мы не обнаружили.

— Кстати о сообщниках. Не кажется ли вам странным то обстоятельство, что из филиала сберкассы не позвонили в центральную сразу же после того, как выдали пять тысяч рублей?

— Обеденный перерыв.

— До обеденного перерыва оставалось по крайней мере десять минут, а сумма все-таки немалая — пять тысяч, — Андрей Аверьянович произнес эти слова с нажимом, — не каждый день такую выдают в одни руки. Обязаны были позвонить, но — не позвонили, нарушили инструкцию. Почему?

Шалва Григолович вздохнул.

— Если бы мы всегда и во всем придерживались инструкций! Но — человек не машина и нередко поступает не так, как требуют предписания. Этим пользуются преступники. И сами они допускают просчеты. Тот же Шарапов — хитроумно задумал и ловко исполнил мошенническую операцию, а всего до конца не учел, не предусмотрел. Как это говорят по-русски? Понадеялся на авось?

Андрей Аверьянович внимательно смотрел на собеседника. Правы те, кто утверждает: не всегда важно, что человек говорит, но всегда важно, как он говорит. Шалва Григолович высказывался с полной убежденностью, он, видимо, не сомневался в виновности Мити Шарапова.

Андрей Аверьянович вспомнил побережье под теплым солнцем, молодых людей, катавшихся верхом на ишаке, и подумал, что Шалва Григолович, окажись он в загородном ресторанчике, тоже, наверное, мог бы оседлать ишака и весело смеяться, показывая влажные зубы. Ему легче предположить, что работники сберкассы поленились позвонить до перерыва, чем увидеть в этой оплошности скрытый смысл. И он убежден, что Шарапов просто не додумал до конца механику своего мошенничества, опять-таки потому, что людям свойственно легкомыслие и беспечное отношение к жизни. Этого не понимают только лишенные воображения сухари, вроде тугодума-адвоката, который может придираться к несущественным мелочам.

Словно угадывая, о чем думает собеседник, Шалва Григолович сказал:

— Если бы преступники не допускали ошибок, они были бы неуловимы. Но мы их ловим. Опыт розыскной работы говорит, что не бывает так, чтобы преступник не оставил улик, только надо их обнаружить. Шарапов тоже заметал следы, но они все-таки остались. Это же факт.

— У меня тоже есть кое-какой опыт, — Андрей Аверьянович покрутил пустую чашечку. Шалва Григолович потянулся к термосу. — Нет, нет, спасибо. Так вот, опыт этот свидетельствует, что ясные и бесспорные на первый взгляд дела при ближайшем рассмотрении нередко оказываются весьма запутанными.

— Совершенно верно, — улыбнулся Шалва Григолович. Улыбка была снисходительная — понимаю, мол, куда гнешь, но мы тут не лыком шиты, — очень плохо, когда следствие, отбрасывая все сомнения, идет к цели напролом. Но еще хуже, если оно не может выпутаться из сомнений. Допустим, что дело Шарапова дает для таких сомнений повод. Паспорт он, действительно, мог потерять, и кто-то его нашел. А может быть, и похитил. Далее — за ним следили и операции в сберкассе приурочили к тем дням, когда он был здесь. Наконец, опознали работники сберкассы не личность, а только, как вы сказали, этническую группу преступника. Выходит, все рассыпается, замкнутой цепи доказательств нет. Но, при ближайшем рассмотрении оказывается, что она есть, — Шалва Григолович снова едва заметно улыбнулся, — и замыкает ее графологическая, или, как мы ее теперь называем, почерковедческая экспертиза.

— Вот-вот, — подхватил Андрей Аверьянович, — о графологической экспертизе я как раз собирался спросить.

— Что именно?

— Почему делали ее в местной лаборатории?

— Какая разница? У нас отличная лаборатория, мы ей полностью доверяем.

— Помнится, было на этот счет распоряжение Генерального прокурора, коим предписывалось экспертизы подобного рода делать в республиканских лабораториях или в Москве.

— Это в спорных случаях.

— Нет, в любом случае, когда заключение эксперта предъявляется как доказательство.

— Что ж, — Шалва Григолович приподнял левое плечо, — у вас будет формальный повод опротестовать заключение экспертизы, хотя случай бесспорный. Эксперт у нас опытный, добросовестный. Если хотите, я приглашу его.

Шалва Григолович оставался любезным до конца. Тон его не вызывал сомнений: будете вы опротестовывать заключение эксперта или не будете — это ничего не изменит. Но он, следователь, готов сделать все, даже эксперта пригласить, пожалуйста. Может быть, это убедит упрямого оппонента и удастся сэкономить время.

Шалва Григолович направился к телефону и позвонил.