Антология советского детектива-30. Компиляция. Книги 1-20

Но на этом ее хозяйские заботы закончились. Она пришла снова к Семену Яковлевичу, села в кресло, разложив на подлокотники руки. Руки отдыхали от надоевших платков. А самой ей не хотелось отдыхать, не хотелось расставаться с возбуждением, с уверенностью, которая пришла к ней сегодня, сначала в машине, а потом в комнате.

— Как вы относитесь к такой мысли, дядя, — сказала она, — убегают от того, кого боятся, а боятся того, кто может победить?

— Разумно, — одобрил Семен Яковлевич.

Магнитофон с лентами был наготове, стол, судя по затихающим в глубине дома голосам, тоже.

…А Никита в это время докладывал полковнику Соколову, что дело кончено добром и миром, парню биографии не попортят. Словом, обо всем, что касалось дела и семьи Щипаковых, он доложил.

Полковник задумчиво смотрел в открытое окно, за которым еще бушевал долгий июньский день. Сплетя пальцы, Соколов положил руки и грудью оперся на стол. Лицо у него было утомленное, сегодня, как видно, и ему досталось, даром что суббота и мирные, так сказать, граждане спокойно гуляют с утра.

— Какой же вывод? — вслух размышлял полковник. — Раз уж решили поберечь Щипакову и будущие отношения ее с сыном, а это правильно решили, ей ничего не говорите. Однако ж добиться, чтоб никаких развлекательных путевок парню не доставала. А то, гляди, не понравилось бы ему. Он, значит, уже при коммунизме живет, по чужим квартирам шарит, чужие вещи, как свои, берет, а его не только что в колонию не отправляют, а еще и путевкой поощряют. С парнем разговор жесткий провести, чтоб понял, что к чему, чтоб оценил и, как говорится, усек. Это первое.

Второе. Необходимо подростков с правовыми нормами знакомить не от случая к случаю, а систематически, чтоб результативно. Они ведь многого не понимают, думают, раз они подростки, так к ним и доступа нет. Правовые знания внедрять необходимо. С этой точки зрения по щипаковскому случаю мне докладную со всеми соображениями напиши. Вот так.

Полковник откинулся от стола, выдвинул ящик, достал новую пачку сигарет. Взгляд его упал на ноги стоявшего сбоку Никиты. Брови полковника поднялись.

— Это что? — Указательный палец, как пистолет, был направлен на Никитову обувку.

Поскольку палец указывал, а полковник ждал, пришлось отвечать.

— Вельветы.

— Вижу, что не кирза. Вы бы, товарищ лейтенант, еще золотой галстучек в шелковых рыбках к форме присовокупили. — Когда начальник поднял глаза на Никиту, ни во взгляде его, ни в голосе не было ни тени шутки. — Смотрите, Лобачев! Вы мне вообще сегодня на нравитесь. На операции не были, а помятый какой-то. Может, пили?

— Ну уж нет! Чего не было, того не было!

— А что, значит, было, то уж было? Так вот, чтоб это было в последний раз!

Никита выбрался наконец и из отдела. Голова у него распухла, и поверх всего сегодняшнего сумбура прочно легла одна мысль: «Завтра же, немедленно купить самые что ни на есть старомодные, узконосые. В уцененных товарах да найду. Чтоб я еще…»

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

День начался с неприятного. С боли. С напоминания. Не то чтобы Ирина не терпела боль, она как раз умела справляться в болью. Из четырех с лишним лет, проведенных на переднем крае, почти два года Ирина провела в госпитале, но выдержке научил ее не только опыт собственного страдания, сколько люди, которые безропотно терпели и умирали вокруг нее. Они не позволяли себе роптать, жаловаться, мешать окружающим. А если они могли, значит, это вообще возможно.

Преследовавшая ее ныне боль была неприятна тем, что ее нельзя было просто перетерпеть. С ней, видите ли, надо было считаться, о проявлениях ее требовалось докладывать врачу, делать рентген коленной чашки и бедренной кости и анализы крови и… Ох! Как же это тошно и скучно! Боль терпеть Ирина умела. Она не умела болеть.

В этом семестре у нее по субботам не было в институте часов. В прежние годы сдвоенные выходные дни она непременно проводила в маленьких пеших путешествиях, с рюкзаком, с ночевками в незнакомых деревнях, а то и в лесу, если позволяла погода. Такие «выходы на землю», как называла она свои прогулки, могуче возвращали ее в молодость, она не уставала, а набиралась сил.

Не обязательно по Московской только, Ирина на дальних автобусах выбиралась и в другие области. Побывала в Калининской. Верховья Волги, удивительной красоты рельеф земли. Сюда достигают отроги Валдайской возвышенности. С холмов, то полого-зеленых, то малиновых от цветущего иван-чая, можно и малую речку видеть далеко-далеко во многих излучинах. Особенно красива бывает она в раннеутренние часы или на закате, когда в цветущих либо поблекших, смотря по времени года, берегах, как бы не связанных меж собою единым течением, отдельно и ослепительно пламенеют в водной глади солнечные костры.

Земли тверские, новгородские, Ростова Великого и дальше, дальше на север, по Двине и до Пундоги, и до самых Соловков Ирина знала хоть и не так, как хотелось бы, но все-таки хорошо, потому что пешком исходила немалое множество километров, благодаря судьбу за то, что война сохранила ей ноги, неутомимые, как у крестьянской лошади или пехотинца.