Антология советского детектива-34. Компиляция. Книги 1-20

— Я собираю материал о геологах, внесших свой вклад в развитие сырьевой базы металлургических предприятий Кавказа, — сказала Дроздова и чертыхнулась про себя: разве такими сухими словами можно говорить о цели своего визита? А еще журналистом представляется! — Меня интересует судьба геолога Алексея Зубрицкого.

На лице Полины Мироновны появилась и тут же исчезла гримаса боли.

— Не уберегла я мальчика нашего лучезарного, — проговорила она. — Когда от испанки умерла его мать, Георгий, отец Алексея, оставил мальчика у меня. Прошло время, — я получила от него письмо с требованием отдать ребенка на воспитание Грейму Ивану Христофоровичу — тестю Георгия. Что мне было делать? Не перечить же отцу и деду Алексея. — Полина Мироновна слегка наклонилась вперед, Белла подала ей стакан с темной жидкостью, женщина сделала несколько глотков, поблагодарила внучку доброй улыбкой, продолжила: — Мой муж красным партизаном был. Его убили кулаки в период массовой коллективизации. Георгий нас не очень любил.

После седьмого класса Алексей поступил в геологоразведочный техникум. А я хотела, чтобы он стал лингвистом: ему хорошо давались языки. Он великолепно владел немецким, английским, французским, итальянским — этому его дед научил. Играл на скрипке. Талантливым был человеком.

— Он сделал бы в геологии хорошую карьеру, — сказала Дроздова и опять поймала себя на том, что говорит совсем не теми словами. От волнения, что ли? — Отец не раз рассказывал мне об Алексее. Они работали вместе в экспедиции Рейкенау в сороковом году. Мой отец — профессор Лосев.

— Да ну?! — удивилась Полина Мироновна. — Вот уж действительно, как говорил наш Алешка: земля велика, да геологические тропы узки — можно встретиться. Алексей учебник, написанный вашим отцом до войны, переписал от корки до корки. Я его сохранила…

— У вас есть фотография Алеши? Как было бы хорошо, если бы мы могли поместить ее на обелиске. Говорят, Алексей был красивым, высокого роста…

— Есть фотография Георгия, отца. Белла! Достань альбом. Полина Мироновна пожевала губами, прикрыла глаза сухой ладонью, замолчала.

В наступившей тишине слышится тяжелое, прерывистое дыхание Савелия Николаевича: он пьет чай из пузатой пиалы.

— Мне семьдесят два года, — снова прошелестел голос Полины Мироновны — и я никого так сильно не любила из детей, как Алешку. Не знаю, почему. Да простят мне мои дети и внуки… Он был какой-то особенный, светлый… Я же всю жизнь проработала на авиационном заводе, член партии с 1924 года — Ленинский призыв.

— У бабули три ордена: два — Знак Почета, один — Трудового Красного Знамени, — горделиво вставила Белла. Она стояла рядом с коляской, держа в руках старинный альбом в кожаном переплете с застежками. — Персональную пенсию получает. Врачи говорят, что она сможет встать, победить болезнь. Правда, бабуля?

— Правда, внучка. Большевики не сдаются. Мы из особого теста сделаны. С учебниками трудно было: Алешка решил переписать книгу Лосева. Месяц, а то и больше работал. Говорил мне, что профессор Лосев — лучший в мире геолог. Мечтал о встрече с ним. Жили мы до войны в центре города в большом деревянном доме. В сорок третьем году в него попала зажигательная бомба, дом сгорел. Я успела вынести самые необходимые вещи, карточки на хлеб, попался под руки и учебник, переписанный Алешкой от руки. — Полина Мироновна снова помолчала, собираясь с силами. Дроздова извинительно посмотрела на нее. Больная сделала протестующий знак рукой и сказала:

— Ничего, ничего… Дорасскажу. В сорок пятом году, это было в сентябре, мы вселились в этот домик. Горком партии посодействовал, чтобы у меня с тремя детьми была крыша над головой. Однажды я пришла домой после первой смены — дети еще в школе были — и принялась стряпать. Не заметила, как в комнату вошел молодой человек в военной форме без погон. Тогда все демобилизованные так ходили. Я спросила у него, что его привело в наш дом, а он отвечает:

— Здравствуйте, вы меня не знаете, а я знаю ваше имя, вы Полина Мироновна Векшина. Я с вашим племянником, Алексеем, в техникуме учился, он закончил, я — нет. Решил продолжить учебу. У вас должен сохраниться учебник, списанный его рукой, Алексей мне как-то рассказал, что переписал от корки до корки книгу профессора Лосева. Отдайте ее мне, пожалуйста, я хорошо заплачу.

Сперва решила: отдам, но потом жалко стало: память об Алексее. Покажи, Белка, альбом.

Замелькали старинные фотографии… Наконец, Бела остановилась на нужном снимке. На нем изображены пятеро: две девушки и трое юношей.

— Это я, — Полина Мироновна показала глазами на девушку, застывшую посередине снимка, — тогда мода такая была: в матросках ходили. Шестнадцатый год. А рядом со мной — Георгий Зубрицкий, отец Алексея. Красивый был, видный.

Дроздова вздрогнула: ей показалось, что она где-то когда-то видела это удлиненное лицо, взгляд с грустинкой, так не вяжущийся с волевой складкой губ.