Антология советского детектива-34. Компиляция. Книги 1-20

Знакомые все места. "Нива" от Староконюшенного по Гагаринскому чуть спустилась вниз и прижалась к тротуару, слегка не доехав до новенького, специальной постройки, слишком большого здесь дома. Была половина одиннадцатого утра.

Первыми вошли — не в подъезд, в парадное — Кузьминский и Казарян.

Плотно встав у стола привратника, они темпераментно базарили по поводу гражданина Парфенова, который, судя по их бумажке, должен здесь жить, но который, по утверждению привратника, здесь не живет.

Смирнов, беззвучно прикрыв за собой двери, за их спинами по ковровой дорожке пересек уютный вестибюль и быстренько прошмыгнул за лифты, к черной, так называемой, пожарной лестнице. Этой лестницей в доме никто не пользовался, как–никак, к услугам жильцов три лифта, но на ней чистота, прибранность, порядок. Ни пыли, ни подозрительных луж, ни ломанных ящиков, ни помойных ведер. Культурно тут жили, культурно.

Смирнов вздохнул облегченно и полез вверх. Вздохнул потому, что лезть надо было на восьмой этаж. По старости лет отдыхая после каждых трех этажей, он за какие–то десять минут добрался до восьмого.

Время было выбрано точно: ранние птички уже выпорхнули из этого привилегированного гнезда, поздние — только–только за утренним кофе приходили в себя.

Тяжело опираясь на палку и стараясь не стучать ею, Смирнов подошел к элегантно обитой двери квартиры 66. В соседней квартире, почуяв его, вяло гавкнула собака, гавкнула и замолчала, сытая ленивая сволочь. Отскочивший было к спасительной лестнице Смирнов, вернулся на исходные. Замок был новомодный, импортный, но несложный. Да и зачем замки в таком доме? Здесь все под охраной: и жильцы, и квартиры.

Смирнов, недолго поманипулировав со связкой отмычек, открыл дверь, тут же закрыл ее, вытер на всякий случай ноги о кокетливый половичок, включил свет в прихожей (верхний свет зажегся и в холле) и осмотрелся.

Ничего себе жил (или живет?) кандидат экономических наук Иван Вадимович Курдюмов! Ничего себе скромненькая двухкомнатная квартирка с жилой площадью в двадцать восемь квадратных метров! Один холл, не входящий в жилую площадь, был метров тридцати. Не холл — гостиная, обставленная с импортным дефицитом и дорогим шиком. Смирнов, решив передохнуть, уселся в развратно мягкое, убаюкивающее финское бархатное кресло. Не спеша выкурил беломорину. Но пора и честь знать. И начал, как положено: по часовой стрелке.

Одежный шкаф в прихожей. Несколько пальто, три плаща, две пуховые куртки. Явно ни разу не одеваны владельцем с весны. Смирнов старательно обшарил карманы. По собственному опыту знал, что, меняя одежду, часто забываешь переложить из кармана в карман не очень нужные в этот момент вещицы. Так и есть: металлическая мелочь, вот синенькая пятерка заблудилась, початая пачка "Мальборо", носовой платок с узлом на углу. Интересно, о чем не хотел забыть Иван Вадимович? Стоп, бумажка. "В восемь вечера обязательно позвонить Вас. Фед." Василию Федоровичу, надо полагать. Следует поинтересоваться, кто такой Василий Федорович.

Положив бумажку в свою записную книжку, Смирнов двинулся далее по часовой стрелке. Спальня, спаленка скорей. Ах, спаленка! В розово–голубых кружавчиках, оборочках, занавесочках, накидочках. А посередке трехспальное антикварное ложе под золотым покрывалом. Все–таки не педрила, для педрилы слишком напоказ, скорее эротоман. Поехали.

Под покрывалом, под пышным одеялом, на и под матрацем — ничего. Ночной столик. Дезодоранты, чтобы, значит, в процессе потом не вонять, бумажные салфетки, импортные презервативы, слабительное "сенаде".

Бельевой шкаф. Вот теперь все ясненько. В специальном отделении были сложены лифчики и трусики. Лифчиков побольше. Скромные, дешевые, маленькие. Кандидат наук специализировался на указницах–несовершеннолетках. Так сказать, растлитель–фетишист. Ни хрена в спальне не было.

В кабинете Смирнов застрял надолго. По одной перетрясал книги. Библиотека, правда, небогатая, томов двести, но сил затратил достаточно. Перед тем, как начать потрошить письменный стол, отдохнул, сидя в кресле и любуясь через окно Гоголевским бульваром. Не особо надеясь, Смирнов приступил. Как и следовало ожидать, самый мизер — вероятно Курдюмов весьма тщательно готовился к окончательному уходу из квартиры. Ни серьезных бумаг, ни последних фотографий, ни телефонных книжек, ни записок для памяти — ничего. Из писем — любовные малограмотные послания от юных дурочек. Из бумаг — черновики докладов, с которыми выступали по экономическим вопросам руководители партии и правительства.