Антология советского детектива-34. Компиляция. Книги 1-20

А Казарян вскочил. Вскочил, одной рукой сгреб лацканы секретарского пиджака и слегка потряс его владельца, приводя в чувство.

— Тогда вопрос сугубо личного характера, — угрожающе ласково начал он, перестав трясти, не отпуская Юрия Егоровича. Ты когда в последний раз ездил в городском транспорте? Ни метро, в троллейбусе, в автобусе? Лет двадцать пять — тридцать тому назад, да?

— А какое это имеет значение? — вызывающе поинтересовался Юрий Егорович. Он не сопротивлялся. Он гордо, как Зоя Космодемьянская, стоял перед мучителем.

— Большое, — Казарян все–таки отпустил его и вернулся на пуфик. Потому что скоро придется тебе привыкать к переполненному метро и забитым автобусам. Персоналку у тебя уже отобрали, а я постараюсь, чтобы твой личный "мерседес" конфисковали.

Юрий Егорович налил вторую порцию из бутылки с веселым сквайром на этикетке, быстро выпил, возвратился в кресло и, закинув ногу на ногу, спросил независимо:

— Что еще надо?

Устал Казарян от Юрия Егоровича. Надоел он ему. Противно было на него смотреть. Изучая орнамент афганского ковра, Казарян приступил неспешно:

— Насколько мне известно, в последние полгода Госбанк прекратил незаконные валютные выплаты на нужды ЦК. В то время, судя по весьма достоверной информации, ваши затраты в СКВ даже увеличились. Откуда баксы, Юрик?

— Все очень просто, Роман Суренович. Ни для кого не секрет, что мы в последнее время весьма активно вкладывали средства во многие предприятия. Валюта, о которой вы говорите, наша доля от доходов этих предприятий.

— От каких предприятий? Названия, имена руководителей, кто конкретно выдавал деньги и кому.

— Все было централизованно, — Юрий Егорович глянул на свой "Ройлекс". Было без пятнадцати три. — Поступления шли через Курдюмова от председателя правления совместного акционерного общества "Департ" Горошкина Сергея Сергеевича. Я сказал все. Я могу считать себя свободным?

— Считай, — разрешил Казарян.

В прихожей Наталья вытащила из стенного шкафа секретарские плащ и шляпу. Плащ она сунула ему в руки, а шляпу надела Юрию Егоровичу сама. Ладонью сверху хлопнула по тулье, поломав франтовскую замятость и, открывая дверь, сказала без особых эмоций, просто констатируя:

— Слабак ты, Юра. Ромка поломал тебя, как хотел.

— Сука ты! — взвизгнул Юрий Егорович и с плащом в руках выскочил на площадку. Уже оттуда добавил: — И блядь!

13

Что–то мешало бессознательно и сладостно существовать. Уже входя в реальное бытие он понял, что какая–то гадость ползет по щеке. Он ладонью попытался прихлопнуть эту гадость и тут же открыл глаза.

Совершенно одетая Татьяна сидела в кресле, а он — совершенно голый под простынкой лежал на диване. Татьяна смотрела на него и грустно улыбалась. В руке держала лайковую перчатку. Видимо ею щекотала его.

— Пора вставать, Жора, половина четвертого!

— Как же это я заснул? — страшно удивился Сырцов.

— В одну секунду, — сообщила Татьяна. — Собирайся.

— Храпел? — застенчиво поинтересовался он.

— Еще как!

— Тогда извини, — он развернул, не снимая с себя, простыню поперек, связал ее узлом на спине и эдаким Иисусом последовал в ванную комнату.

— Когда он — причесанный и одетый — вернулся в комнату, она стояла у окна и смотрела на оживленный проспект. Солнечно там было и тепло, наверное.

— Я готов, — доложил он. Она резко развернулась. Здоровенный и гладкий Сырцов улыбался ей. Татьяна сначала зябко обняла на мгновение себя за плечи, а затем — рывком — Сырцова за могучую шею.

— Тревожно что–то мне, — призналась она. — И холодно.

— Так давай пойдем на солнце! — весело предложил Сырцов.

Ехали, как обычно: она впереди на "Ситроене", он сзади — на "семерке". У метро "Университетская" свернули на Ломоносовский, не доезжая Ленинского развернулись. Он приткнулся у обочины, а она поехала на стоянку. Заглушив мотор, он наблюдал за ней. "Ситроен" преодолел подъездную дорожку и покатил к стоянке у подъезда, рядом с которым волновалась необычная толпа. Сырцов выскочил из автомобиля и кинулся к подъезду.

На бегу он видел, как Татьяна вышла из "Ситроена", как в растерянности оглянулась, как прижала ладонь ко рту — в ужасе. Сырцов смешался с толпой.

К Татьяне подошел молодой человек и взял ее под руку. Толпа с ликующим любопытством смотрела на них.

Молодого человека Сырцов знал хорошо: бывший кореш по МУРу Володька Демидов. Продолжая поддерживать Татьяну под руку, Демидов осторожно повел ее к подъезду. Сквозь строй. Мужики рассматривали ее, а бабы, особенно бабки, старались заглянуть в глаза.

Демидов и Татьяна скрылись в подъезде, и тогда люди толпы задрали головы вверх — смотрели туда, где на одиннадцатом этаже настежь было распахнуто окно в квартире Горошкиных.

А Сырцов туда не смотрел, он смотрел на свободный от толпы пятачок асфальта, который охранял милиционер. На пятачке мелом был нарисован контур человеческого тела. Место, где должна быть обозначена голова, было обильно и тщательно посыпано песком. Люди уже не смотрели вверх. Они приступили к дискуссии:

— Выкинули, точно говорю, выкинули, — доносился пропитой мужской голос.

— Да выбросился сам! — бабий яростный окрик.