Антология советского детектива-35. Компиляция.Книги 1-15

Попятились, ушли, бормоча извинения. Марта рассмеялась. Девчонка была смелости необычайной. К девяти утра вприпрыжку бежала на курсы противовоздушной обороны, отмечалась и спешила домой, забиралась к нему под одеяло, требуя пылкой, блиндажной, будто под обстрелом, любви, когда все ходуном ходит. Каждую ночь выли сирены, сгоняя гамбуржцев в бомбоубежища, для Марты вой этот был сигналом: продолжим! Боялась она только родителей, но тех эвакуировали на юг вместе с заводом. Лучшее место для любви – просторная супружеская кровать, но как раз на ней и не решалась Марта исполнять гражданский и патриотический долг немецкой женщины, девичья же кроватка ее так узка, что еле вмещала Рудольфа. Перебирались на диван, но, бывало, просыпались утром на полу. Чтоб польстить фронтовику, Марта притворно скулила: я устала, во мне все болит, я вымотана, а тот, внимая капризам врушки-гимназистки, вспоминал рижскую проститутку и хвалил себя за дерзкую атаку на жандармов неделю назад, когда поезд задержали на западной границе генерал-губернаторства. Здесь каждому отпускнику вручали «подарок Вождя», продукты не восточного происхождения – голландские сардины, финские сыры, еще что-то ценное, включая французский коньяк. Каждому – но не всем, а только со справкой о санобработке, причем в опротивевшую всем процедуру эту входила не привычная вошебойка, а поливание всего тела неизвестными препаратами. Бывалые солдаты разузнали уже, что мошонки вымазывают какой-то жидкостью, вонь от которой отбивает желание у любой бабы. А Рудольфа от Трудель отделяли двое суток, ему не терпелось поскорее увидеть ее, осквернять первую брачную ночь какой-то ветеринарной гадостью он не хотел. Правда, в пустой пакгауз, куда согнали всех якобы обовшивевших и заразных, проникали какие-то молодчики, продававшие справки о санобработке, но за деньги, и немалые, военные марки в расчет не шли, только имперские, а у кого их много? Карман Рудольфа был ими набит, но помнился наказ дорожного друга Клемма: деньги надо беречь, они ухлопаются на свадьбу, цены же в Германии – ахнешь. Не один он мучился, мало кому хотелось подставлять уважаемые женщинами места под малярные кисти зажравшихся тыловых крыс. Отпускники стали сбиваться в кучи, мысль-то была у всех одна: прорваться каким-то путем через оцепление полевой жандармерии, и для прорыва требовалось нечто, делающее баварцев или мекленбуржцев не кучкой земляков, а боевой единицей. Поезд на Берлин пыхтел в полукилометре, отправится через полчаса, и Рикке решил принять командование на себя.

– Сталинградцы! Ко мне!

В сотне отпускников нашлись такие, и они, расталкивая нерешительных, приблизились к нему. Выслушали боевой приказ. Пять минут оставалось до отхода берлинского поезда, когда из всех заранее сделанных дыр пакгауза выскочили сталинградцы, оглушили жандармов, скрутили их и, прикрываясь товарняком на путях, побежали к берлинскому экспрессу. Надо бы – для верности и страховки – разнести в дым весь вокзал, но, с грустью признал Рикке, на такое способны только русские, эти учинили бы какой-нибудь сибирской станции полный разгром.