Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)

— А у вас тут вчера никаких пьянок не наблюдалось? — задал Астахов новый вопрос встревоженным обитателям коммуналки. — Знаю ведь, что госпожа Апухтина и ее соседушка Мара Банникова нет-нет, да и заведут карагод… и устроят пьянку-гулянку! Да так, что дым коромыслом! Кстати, где сама Банникова, почему дверь не открывает? — спросил он громко, в расчете на то, что услышит Мара. — Если думает отсидеться за закрытой дверью, то глубоко ошибается. Мы, люди не гордые и закон уважаем. Верно, товарищ старший участковый? — обратился он за поддержкой и, получив ее в виде короткого и твердого «Верно!», продолжил: — Дверь выбьем за милую душу да и скажем, что так она и была. В смысле — выбитой!

Апухтина, еще не дослушав до конца тираду участкового, сразу же стала причитать, что ее бедную, больную женщину все оговаривают и обижают. А сама исподтишка сигналила глазами участковому, мол, надо один на один перемолвиться парой слов, без свидетелей. Астахов сразу просек эти сигналы и, прикрикнув на хромоножку для маскировки доверительных отношений, потребовал:

— Показывай квартиру, старая сводница. Посмотрим, не прячешь ли там кого?

— Детьми клянусь, никого нет, — стала ретироваться Апухтина под напором участкового.

Астахов вошел в ее квартиру и закрыл за собой дверь, оставив остальных участковых в коридоре. С выглядывающими из-за дверей полуобнаженными обитательницами малогабаритных квартир. Не в пример Апухтиной эти женщины помалкивали. Лишь одна из них неуверенно сказала:

— Сегодня, вроде бы тихо у нас было… Верно, бабы?..

Бабы тихо и вразнобой подтвердили, что сегодня в их секции было тихо. Однако добавили, что весь день работали и домой пришли поздно и то, что тут днем творилось не знают.

— А у Банниковой? — уточнил вопрос Паромов.

— И у Мары тоже, вроде, было тихо… — сказала молодая женщина с черными, слегка взлохмаченными волосами, в байковом цветастом халатике поверх шелковой розового цвета ночнушки, из квартиры, расположенной как раз напротив банниковской.

И тут же пояснила, что свет в ее квартире, когда пришла после работы во вторую смену домой, вроде бы видела.

— Кажется, из-под двери пробивался…

— Во сколько это было? — уцепился за ниточку Паромов.

— На часы не смотрела, но приблизительно в половине двенадцатого… — ответила молодуха. И опять добавила с ноткой недоумения: — Дома должна быть… Но почему не открывает? Странно…

— Это мы сейчас узнаем, — сказал Сидоров и саданул своим сорок пятым растоптанным в полотно филенчатой двери, не раз уже выбиваемой, судя по пестрым заплаткам на самом полотне и на дверной коробке.

Дверь крякнула — и открылась, показывая погнутый ригель замка. Из дверной коробки на пол посыпалась древесная труха.

Сидоров с порога нащупал выключатель и щелкнул им.

Все придвинулись к дверному проему банниковской квартиры, даже женщины в ночнушках. Как же, интересно?

В квартире никого не было.

— Странно… — первой нарушила паузу та, что была в цветастом халатике. — А мне казалось, что она дома… Может, позже ушла, когда я сама спать легла?

Ее вопрос повис в воздухе.

— Гм… — крякнул досадливо Сидоров. — Промашка вышла…

И ему, и старшему участковому было досадно, что дверь квартиры выбили, а там никого. Теперь отписывайся в прокуратуру!

Можно подумать, что они в первый раз чужие двери вот так, впустую, высаживают?!! Думать можно, конечно, всякое, а неприятности огребать никому не хочется. Однако, дело сделано. И ничего не оставалось, как бегло осмотреть комнату… Хотя бы с порога.

Комнатушка было маленькой, три на четыре метра. У левой стенки стоял старенький трехсекционный шифоньер с большим зеркалом на средней дверце и такой же древний сервант с десятком разномастных бокалов и пятком фаянсовых чашек. Тут же было несколько стилизованных фигурок животных. Из все того же фаянса, а может, и из простой обожженной глины, покрытой краской и эмалью. Остаточные следы былой, прежней, наверное, молодой жизни Мары.

На верхней полке серванта, диссонируя с окружающей обстановкой, стояла стеклянная ваза с искусственными цветами. Такие вазы обычно стоят на столах, особенно, на круглых. В центре. Тем более, что такой стол в комнате имелся. Словно ее на время поставили, а потом забыли возвратить на место.

У правой стены стояла кровать, односпалка. Высокая, с металлическими спинками. Сейчас такие и не делают, практикуя все из полированной деревоплиты.

Кровать была застлана марселевым покрывалом желто-розового тона. Но как-то бегло, впопыхах. Так как отчетливо просматривались вмятины, словно в этих местах совсем недавно сидел человек.

Перед окном, в центре стоял уже упомянутый нами, круглый стол, накрытый клеенкой. Пустой. Возле него — пара скособоченных стульев и табурет.

Еще один табурет, сломанный, лежал недалеко от тумбочки с телевизором «Рекорд». В левом углу комнаты.

Видимая часть давно не крашенного деревянного пола была без признаков посторонних вкраплений и недавнишнего мытья.

— Кажется, все нормально… на первый взгляд… — сделал вывод Сидоров, но не совсем уверенно.