Антология советского детектива-36. Компиляция. Книги 1-15 (СИ)

Печкин, лейтенант милиции Капитанов и двое понятых, рабочих с «Красного кожевника», часов в восемь утра подошли к дому рецидивиста. Оперуполномоченный постучал. Долго не отпирали, наконец заспанный женский голос опросил:

— Кого в такую рань принесло?

— Монтеры. Проверка счетчиков, — казенным голосом ответил Печкин.

Недовольно ворча что-то о бездельниках, которые не дают людям покоя, Анна открыла дверь и отшатнулась: слабой коридорной лампочки было достаточно, чтобы узнать синюю милицейскую шинель.

Печкин поздоровался и жестом попросил женщину пройти в комнату. На пяти шагах Анна два раза оглянулась, словно проверяя, — уж не дурной ли сон она видит.

Губин похрапывал, уютно сложив ладони лодочкой под небритой щекой. Печкин разбудил его. Рецидивист медленно ощупал глазами оперуполномоченного Капитанова, который успел примоститься к столу с бумагой для протокола, понятых. Ничто не дрогнуло на его красном, опухшем от алкоголя лице. Не поворачивая головы, бросил:

— Жена, поднеси!

Только после этих слов, сказанных уверенным сиплым баском, Анна проснулась окончательно.

— Ты погляди, что за гости у нас, — укорила она мужа.

— Вижу. Поднеси!

Печкин разрешающе кивнул, и Анна подала мужу полстакана водки. Тот выпил, вытер ладонью рот, привстал.

— Теперь и разговаривать можно.

Не торопясь оделся, спросил:

— Зачем пожаловали? Виза прокурора есть?

Оперуполномоченный протянул ему разрешение на обыск. Губин прочел, зачем-то проверил бумажку на свет, подтвердил:

— Все по закону. Начинайте.

Искали недолго. Кожа была под кроватью и в сундуках. Губин не мешал, не ахал, когда выволакивали метровые чепраки, связки заготовок для дамских туфель, стелечный материал. Хром и шевро! Заводской штамп отчетливо проступал на коже.

Капитанов записывал, Печкин вынимал товар и складывал его на пол. А Губин курил, словно это к нему не имело никакого отношения. Анна не выдержала:

— Да чего же ты молчишь, ирод! — крикнула она. — Растолкуй старшему лейтенанту…

— Заткнись, дура трехспальная! — выругался рецидивист, намекая то ли на комплекцию жены, то ли на ее поведение. И улыбнулся оперуполномоченному: — Кожу я покупал на Молитовском рынке, у кого не помню. Думал подзаработать сапожным мастерством, старинку вспомнить… Можете занести в протокол.

— Следователь выяснит, — отозвался Печкин. — Он с вами, вероятно, не один протокол испишет.

Губин пожал плечами. Травленый волк, он уже наметил лазейку из загона. Кто может накапать на него? Казарин? Да, этот болван приходил, и он собачника выгнал. А за покупку кожи ему даже и спекуляции не пришьют. Конфискуют товар, оштрафуют. В общем — ерунда.

Когда оперуполномоченный предложил Губину собираться в райотдел, тот вежливо осведомился, есть ли ордер на арест. И узнав, что ордера нет, успокоился.

Один из понятых, пожилой рабочий с лицом, изрезанным морщинами, тяжело уронил, шагая следом за рецидивистом:

— Гад! А мы друг дружку подозревали…

Губин остановился.

— За клевету я вас и к ответственности привлечь могу. Будьте свидетелем, товарищ милиционер.

— Буду, гражданин Губин, если это клевета, — ответил Печкин. Он распахнул дверцу машины: — Прошу.

В РОМе оперуполномоченный подвел рецидивиста к одному из кабинетов, возле которого дежурил милиционер. Губин переступил порог, и… Баранова не поднимала глаз от пола, Казарин вытирал слезы жалости к самому себе, Никифор и Конгуров из Лыскова по-старчески безнадежно покачивали головами. Следователь успел уже со всеми поговорить…

«Раскололись, сволочи, — испугался Губин, — продали!..» У него затряслись руки, нервный тик перекосил лицо. Рецидивист было рванулся назад, но в дверях стоял старший лейтенант милиции Печкин.

Ветер гонит вдоль рельс легкий снежок, припорашивает с одного бока шпалы. Зябко. Никонов устал, хочется спать. Он ходит по перрону, точно измеряет его шагами. Минутная стрелка на ярко освещенных вокзальных часах, кажется, примерзает к черным делениям циферблата. С неохотой, помедлив, она делает скачок вперед…

Наконец на платформе появляется человек в красной фуражке. Встречающих мало в такое неудобное время. Выплывают из ночной темноты огни паровоза, рвет воздух простуженный, хриплый гудок. Капитан не торопясь направляется к выходу.

Поезд остановился. Накрашенное скуластое лицо женщины с чемоданом сразу привлекает внимание Никонова. Серый платок повязан до бровей, воротник старенького пальто поднят. Ей хочется быть невзрачной, проскользнуть залитый светом вокзал как можно быстрее. Следом за Молотковой семенит приятельница. Щуплая, маленькая, она испуганно озирается.

Капитан указал на нее бригадмильцам.

— Задержать! — вполголоса бросил он и двинулся за Молотковой. Поравнялся, властно взял за руку чуть повыше локтя, не раскрывая показал удостоверение: — Пойдемте…

Зло покусывая губы, Молоткова сидела перед Никоновым. А Зинаида Венкова уже во всем созналась и плакала, прижимая к глазам смятый в комочек, насквозь мокрый носовой платок. «Пятьдесят пять, пятьдесят шесть…» — вслух считал туфли Дубовцев, вынимая их из чемоданов спекулянток.

— Шестьдесят три пары, товарищ капитан! — доложил он.