Антология советского детектива-38. Компиляция. Книги 1-20 (СИ)

Это была семейная квартира, окутанная некой тайной. Попадая в такую квартиру, холостяки испытывают необъяснимое напряжение. Сердце тревожит чувство потери. При этом одни напускают на себя равнодушие, другие - цинизм. Но в какой-то миг в их глазах прорывается тоскливая зависть. Правда, в глазах тех, кто уже испытал все радости семейной жизни, такая зависть прорывается реже. Но Клямин был кадровым холостяком. И тем не менее в семейных домах он держался молодцом. Вот и сейчас… Клямин пил, закусывал, рассказывал о корриде. Для убедительности он выскакивал из-за стола и показывал, как шествуют матадоры и пикадоры, открывая парад квадрильи. Изображал ликование толпы и важного президента корриды… Когда он принялся изображать быка, Додик высунул из-за ширмы свое длинное лицо, делавшее его похожим на маленькую лошадку. Агатовые глаза его не скрывали изумления.

- Где плащ? Дайте мне красную тряпку! - требовал Клямин так громко, словно пытался перекричать сорокатысячную толпу на знаменитом стадионе в Мехико.

Мадам Борисовская предусмотрительно вцепилась сухими пальцами в скатерть.

- Артист! - говорила она, качая головой. - Это такой артист… Сема, ты сегодня можешь похоронить свою маму - я так не смеялась много лет.

Борисовский ходил за Кляминым и поднимал опрокинутые стулья. Он не знал, как себя держать: приходит сосед, пьет водку и ревет, как бык. Может, взять его за шиворот и выбросить ко всем чертям на площадку? В свое время Семен Борисовский один внес пианино на второй этаж. Но он был человек деликатный - химик, научный работник…

Клямин выдохся. Он плюхнулся в кресло, обвел семейство хмельным взглядом. Серый костюм измялся, на лацкане уже сидело жирное пятно, похожее на значок Осоавиахима, который носили когда-то на цепочке…

- Додик! - воскликнул Клямин. - Ты можешь ругаться матом? Или так всю жизнь и будешь страдать над скрипкой?

- Могу, - тихо признался Додик. Он органически не переносил вранья.

- Семен! Дайте мальчику водки, - воспрянул Клямин. Борисовский не знал, куда деть руки.

- Люди сидели спокойно. Смотрели передачу Райкина, - проговорила старушка тоном, в каком обычно вспоминают прекрасное прошлое. - Приходит буян, требует дать ребенку водки. Семен, или ты выбросишь нахала за дверь, или я за себя не ручаюсь. А ты знаешь свою маму… Жаль, нет Риты, она посмотрела бы на эти штуки с быками.

- Дайте Додику водки, - повторил Клямин и потянулся к столу за бутылкой. - Он настоящий парень. Я его познакомлю с такой девушкой… Додик, ты хочешь познакомиться с красивой девушкой?

Додик хотел, но молчал.

Борисовский мягко отобрал бутылку из рук соседа и спросил деликатно, чтобы не показаться грубияном:

- А кто эта девушка?

- Моя дочь! - крикнул Клямин и победно оглядел семейство.

Мадам Борисовская что-то произнесла на непонятном Клямину языке и добавила:

- Всю жизнь мы искали такого папу для нашей невестки.

- А что? - всерьез обиделся Клямин, прицеливаясь, во что бы запустить бутылкой.

Семен Борисовский точно определил его намерения. Он шагнул к Клямину, взял его за талию, прихватив руки, мягкие после изнурительной корриды, легко приподнял и вынес в прихожую. Мадам Борисовская распахнула дверь. Клямин почувствовал пинок в зад и очутился на площадке.

- Так мы расстанемся без «до свидания». - Мадам Борисовская хлопнула дверью и накинула на нее цепочку.

Клямин стоял в тишине. В вялом хмельном сознании просыпался стыд. Ему хотелось извиниться, и он принялся давить на кнопку звонка. Но дверь не открывали…

Перебирая руками по холодной стене, он приблизился к лестничному маршу и налег грудью на перила.

«Напился, болван, - корил себя Клямин. - Это ж надо. Стыдно-то как… Стыдно… Скорей бы добраться до квартиры…»

Ступеньки пропадали, прогибались или вдруг поднимались дыбом. Он почувствовал, что кто-то берет его под мышки. В кругах плавающего света он опознал длинное лицо Додика. Контуры его растекались, сливаясь с бурым тоном стены. Отдельно глаза, отдельно уши, нос.

- Я помогу вам. Обопритесь на меня, пожалуйста, - говорил Додик.

Так они добрались до площадки третьего этажа. К дверям квартиры Клямина был приставлен расписной деревянный поднос. Тот самый, с которым Клямин ввалился к старику Николаеву.

Клямин стукнул по нему ногой. Поднос загремел, точно лист фанеры.

- Все на меня обижаются, - хныкал Клямин. - Почему так, Додик? - Клямин шарил по карманам, разыскивая ключ. - Почему так, Додик?

- Просто вы немного выпили, - признался Додик. - Но это пройдет. Кто на вас обижается? Вы же сейчас как ребенок… Мне бабушка сказала: «Пойди пригляди за ним. Он может упасть в мусоропровод».

Клямин согласно кивнул. Ему было жаль себя.

- Мне, Додик, нехорошо. - Он еще раз всхлипнул. - Я завтра извинюсь перед вами. Возьму бутылку, приду извинюсь.

- Приходите, - ответил Додик. Он был воспитанный молодой человек, студент консерватории. - Но лучше не завтра. Это будет слишком часто, а у папы больное сердце.

Клямин понимающе кивнул, промямлил что-то насчет своих связей в аптекоуправлении.

- Он химик, да? Я вспомнил.

- Химик, - согласился Додик. - И мама - химик.