Антология советского детектива-4

— Тик-так… — с усмешкой говорит Цоллер. — А я, старый дуралей, все ломаю голову, что это тут затикало: думал — часы, а оказалось, нет, мой дружок Леман. Где это ты подвесил маятник, сынок, признавайся!

— Господину советнику…

— Господину советнику жаль тебя. На, глотни!

Красная лапа тычет мне в зубы горлышко фляжки. Резкий аромат шнапса шибает в нос, перебивая вонь бензина. Я делаю огромный глоток, захлебываюсь, кашляю, и фейерверк искр взрывается перед глазами. К этому глотку да пару бы горячих углей, чтобы подольше сидели внутри, тлели, источая жар. Но и так ничего: дрожь становится мельче, а в желудке мягко разгорается пламя.

— Спасибо, господин советник… Оч-чень крепкая штучка! Во Франции, было, мы от нее нос воротили, все больше перно да перно, там его хоть реку заливай. С водой оно делается белое, чистое молоко. Но уж по вкусу — это я вам доложу, аж слезы из глаз! Вот оно как!..

Я и вправду чуть пьян. Шнапс делает свое дело, и мне надо- сосредоточиться, чтобы не наболтать чего-нибудь лишнего. Цоллер прячет фляжку и большим пальцем придавливает кнопку стартера.

— Господин советник сердится? — спрашиваю я.

— С чего ты взял?

— Еще бы!.. Меня не проведешь! Франц Леман, позвольте доложить, не такой уж дурак, чтобы не понять, что к чему… Господину советнику сказали ведь, что я был в отпуске?

— А ты был в отпуске?

— В Бернбурге! — бухаю я и смеюсь, качаю пальцем перед собственным носом: шалишь, мол, не так-то я прост!

Цоллер подводит машину к тротуару, опускает ручной тормоз и поворачивается ко мне. Под сползшими вниз бровями совсем не видно глаз.

— Вон оно как? Что ты там делал, сынок?

Меня начинает развозить, и, сбиваясь, я повествую о поездке к Варбургу… Има ва таре?.. Вполне свободно может кончиться так, что с Клейнерштрассе мы проследуем прямо в гестапо. Все зависит от того, насколько убедительно я докажу Цоллеру, что действовал ему на пользу. Толкая Лемана в Бернбург, советник вряд ли рассчитывал на его возвращение; благополучный приезд в Берлин да плюс ночная гонка по маршруту Бернбург–Галле–Бернбург–Потсдам–Берлин — тема для раздумий и выводов. Цоллер слушает, не вставляя ни слова, и я почти физически чувствую, как в голове советника одна за другой проносятся мысли: врет, не врет, вступил в сделку с Варбургом; да нет, не похоже — нужен бригаденфюреру этот дурак; а все-таки…

— Ты говоришь, вы ездили в Галле, сынок? А зачем?

— Я так попросил. Соврал, что у меня там тетка, а когда приехали, сказал, что передумал, слишком, дескать, поздно, и попросил отвезти в Берлин.

— И он тебя не выбросил по дороге, этакого нахала?

— Вот-вот… Это-то и странно, не так ли, господин советник? Я и сам тут все смекаю, но не очень, чтобы догадаться, как оно есть… Я ведь ему и не сказал ничего особенного, а он ко мне, как к младшему брату. Знаете, как он заявил, все эсэсовцы — братья, и я тебе помогу. Это в смысле — получить пенсию. В первый раз вижу, чтобы генерал и унтер-офицер так разговаривали…

Цоллер ногтем мизинца скребет лоб.

— Постой, сынок. Вернись к началу. Ты вошел, и горничная сказала, чтобы ты ждал. Где?

— В передней. Я же говорил.

— Если будет надо, сто раз повторишь! Продолжай.

Я обидчиво подбираю губы. И что я такого сделал, чтобы со мной разговаривали тоном приказа. Франц Леман знает свой долг и исполняет его не хуже других.

— Ну! — поторапливает Цоллер.

— А что — ну? — говорю я. — Сидел в передней, и все. А потом меня позвали. Здоровенный такой парень по имени Руди.

— Что ты сказал бригаденфюреру?

— В том-то и дело, что ничего особенного. Сказал, что помню его по Франции, когда стоял в охране. Потом показал руку и объяснил, что не могу получить пенсию, потому что каких-то бумаг нет в архиве. Он спросил: все? Я посмотрел на него — вот так, прямо — и говорю, что ни за что бы не посмел обратиться, если б не слышал от своего товарища, от Фогеля то есть, что бригаденфюрер очень сердечный и отзывчивый. Вот тут и началось…

— Что? Выкладывай, сынок! Что началось?

— Удивительное, господин советник. Он сказал мне: садись — и стал расспрашивать, где и когда я служил во Франции и долго ли дружил с Фоге­лем. Потом пообещал помочь выправить бумаги и предложил отвезти, куда мне надо, если я спешу. Я соврал про Галле, и бригаденфюрер приказал Руди приготовить машину. Я все думал, он здорово рассерчает, когда я скажу, что тетка спит, но он и не подумал сердиться. Сказал, что это ничего, и повез меня в Берлин.

— О чем вы говорили? Он спрашивал тебя еще о чем-нибудь? Не торопись, сынок, получше припомни!

Собственный палец, все еще болтающийся перед носом, начинает раздражать меня, и я убираю его.

— Я заснул, господин советник. Так уж вышло. Очень устал и заснул. А когда мы приехали, бригаденфюрер сказал, чтобы я завтра явился к нему. Он, дескать, все проверит и сделает, как надо.