Плавали, обгоняя друг друга. Смеялись. Добравшись до красных флажков, повернули назад, к берегу. Она, лежа на спине, не шевелясь, глядя в бездонное небо, о чем-то напряженно думала. Вано тихо пристроился рядом. Жадно, с мольбой вглядывался в её серьёзное, очень сосредоточенное лицо.
-Не надо морщить лоб, Таня. Пусть это делают старухи. Улыбнись! Нет, не так. Не вообще. Одному мне улыбнись-и я отдам за твою такую улыбку жизнь.
-Ну да! Так не бывает.
-А ты попробуй улыбнись.
Она, не глядя на него, не меняя серьёзного выражения лица, покачала головой.
-Не отдавайте, Вано, свою жизнь и за миллион самых очаровательных улыбок.
-Если бы я мог сделать для вас что-нибудь хорошее!...
-Можете, Вано.
-Что? Говори!
-Не догадываетесь?...А я думала, вы чуткий...Сверхчуткий.
-Я обыкновенный влюбленный, Танюша.
Умолк и долго вглядывался в неё печальными глазами.
-Странно. У меня такое чувство, будто я вижу тебя в последний раз.
-Так оно и есть.
Она медленно повернулась на грудь, поплыла рядом с ним. Её глаза тоже были полны печали. Тихо-тихо спросила:
-Это правда, что вы можете сделать для меня что-то очень и очень хорошее?
-Правда. Могу! Говори!
-Не надо больше летать с нами, Вано. Купите путевку в санаторий и отдыхайте себе на здоровье. Пожалуйста.
Он долго плыл молча. Потом твёрдо сказал:
-Ладно. Так и будет. Я останусь в Батуми.
-Я знала, что вы поймете меня. Вы очень чуткий, очень хороший человек, Вано.
-Ты...Ты это серьёзно, Таня?
-Да.
-Так почему же гонишь меня от себя?
-Почему?... Так вот не бывает в настоящей жизни, как у нас с вами.
-Как, Таня?
-Я вам понравилась с первого взгляда, вы-мне. Чересчур все ладно, хорошо. Просто чудесно. А я, Вано, не верю в чудеса. Что-то у нас с вами не так. Чего-то я боюсь, чего-то настоящего нам с вами не хватает.
-Понял тебя. Кажется, понял. Прости, Танечка.
-Не за что прощать. Ни в чем вы не виноваты. Я рада, что встретила вас. Долго, наверное, буду помнить боевого летчика капитана Ермакова.
-Спасибо и на том. А проводить до аэродрома можно?
-Можно и дальше. До Сухуми. Не пропадать же обратному билету.
Она смеялась. Вано горько улыбался.
Жить ей осталось около двух часов.
Суканкасы в наглухо застегнутых плащах тяжело шагали по дощатому настилу, проложенному поверх прибрежной гальки. Навстречу им неторопливо шел милиционер. Они медленно сближались. Никто не сворачивал с тротуара. Сошлись лицом к лицу. Суканкас-старший вдруг приложил ладонь ребром к непокрытой голове и развязно-насмешливо спросил:
-Товарищ начальник, который час?
-Семнадцать минут одиннадцатого.
-Благодарю, товарищ начальник. Порядочек на пляже охраняете?
Разошлись, уступив друг другу дорогу, в разные стороны. Суканкас-младший был бледен, губы дрожали. Укоризненно посмотрел на отца.
-Зачем тебе надо было лезть на рожон, старик?
-Тренирую хладнокровие и волю. - Оглянулся на удаляющегося милиционера.-Недогадливый, небдительный хранитель порядка! Безвестный старшина мог бы прогреметь на всю страну, орденок заработать, если бы скомандовал: хенде хох! Мимо своего счастья прошел, ротозей!
-Неужели бы ты поднял руки, старик?
-Я?...Нет, сынок. Я бы вдоль и поперёк прострочил его живот.
Суканкас-старший еще раз оглянулся и увидел бортпроводницу Ан-24 и её спутника, идущих по деревянному настилу. Смотрел на них и смотрел. Не мог оторвать взгляда. Сын потянул его за полу плаща.
-Что ты делаешь? Пойдем!
Поздно! К отцу и сыну подошли Ермаков и Таня. Суканкас-старший козырнул им, как и милиционеру, но теперь почтительно и ласково. Смотрел он только на стюардессу.
-Доброе утро, девушка.
-Здравствуйте, - приветливо откликнулась Таня.
С тем и разошлись.
Выйдя из парка, примыкающего к пляжу, Ермаков спросил Таню:
-Кто это?
-Не знаю. Наверное, пассажир. Бывший или будущий. У меня тысячи таких знакомых. Узнают. Здороваются. Этот, кажется, недавно летел с нами.
-И я где-то видел этого человека. Поразительное лицо. Собственно, не лицо, а скошенный лоб,широко расставленные глаза, вдавленная переносица... Странно! Память на лица у меня безотказная, а тут...никак не могу вспомнить.
Увидев проезжавшую машину с черно-белыми шашечками, Ермаков поднял руку, закричал:
-Такси!
Они уехали, а Суканкасы остались в приморском парке. Сидели в тени деревьев, на садовой скамейке, курили. Старший встревожен.
-Узнал или не узнал? И надо же было нам на него напороться!... Да еще за два часа до начала дела! Так все было хорошо, и вдруг...
Младший ничего не понял, но тоже всполошился. Озабоченно смотрел на своего папашу, ждал объяснений. И сразу получил их.