Наши женщины, стоящие поодаль, все видели, что происходило под крылом самолета. Рыдали и сквозь слезы кричали Суканкасам:
-Убийцы!
-Изуверы!
-Ни за что ни про что расправились с девочкой!
Суровая старушка в национальном платье вышла из круга, подняла над головой сухую коричневую руку, отчеканила по-турецки:
-Арестуйте! Наденьте на них кандалы! Увезите в тюрьму! Судите! Расстреляйте!
Ермаков никогда в жизни не слышал более краткой, более гневной и справедливой речи, чем эта, произнесённая чуть ли не столетней аджаркой, матерью, родившей и воспитавшей семь дочерей и сыновей.
Турецкие солдаты мрачно переступали с ноги на ногу, крепче сжимали в руках винтовки, отводили глаза от убитой и беспокойно поглядывали то на пассажиров, то на своего офицера. Майор, не двигаясь с места, кивнул на лежащую бортпроводницу, цинично спросил Ермакова:
-Умерла от разрыва сердца? Пищевое отравление?
-Расстреляна в спину. Вот этими...недобитыми гитлеровцами. Повесить вас мало, подонки!
-Руки коротки!
-Достанем! Не сегодня, так завтра. Вот увидишь.
-Мы тоже не беззубые. Мы еще вернёмся на свою землю и расправимся с тобой и с такими, как ты.
-Будь ты проклят, отродье!
-Смотрите, пожалуйста! Беззбожники верят в проклятия!
Убийца нагло, во весь свой сомовий рот, ухмылялся. Он уже освоился со своим новым положением, так как почувствовал и увидел, что находится под крепкой защитой. Друзья не выдадут. Таких не выдают. Для этого вылощенного майора, одетого в новенький, с иголочки, американский мундир, обутого в тупоносые американские черные ботинки, с американским пистолетом в кобуре, он абсолютно свой человек. Свой в доску.
Суканкас окончательно осмелел. Он положил на плечо майора лапу, на которой алела свежая кровь наших людей.
-Господин офицер, мы устали с дороги. Не грех и отдохнуть. Доставьте нас в какой-нибудь отель. И не беспокойтесь насчет оплаты, мы имеем деньги. Не рубли, нет. Доллары! Четыре тысячи восемьсот. И кое-какие ценности. - И он еще раз ухмыльнулся и похлопал себя по карману.
Майор побагровел, покосился на чужую грязную, в крови руку и легким движением плеча сбросил её. Потом одернул мундир и вопросительно посмотрел на Ермакова. Но тот не стал переводить. Молча отвернулся.
Суканкас-старший ничуть не смутился, по-прежнему был уверен в добром гостеприимстве. Жестами и мимикой он бойко и ловко стал показывать майору, чего именно желает от него и от его державы. И чтобы турку все было предельно ясно, достал из кармана пачку долларов, ударял ими себя по груди и говорил:
-Отель! Отель! Платит моя, моя. Вот, наличными.
Где-то сверху, за бетонно-стеклянными павильонами небольшого аэровокзала, послышался истошный сигнал "скорой помощи". Через минуту около самолета заскрипела тормозами белая, заокеанской марки машина. Рядом с шофёром, там, где обычно сидит врач, было пустое место.
Подкатило еще несколько черных и длинных, со шторками на окнах, лимузинов. Из них вышли жандармы в мундирах, жандармы без оных - детективы в штатском. Майор угодливо бросился к ним навстречу. Что-то отрапортовал приглушённым голосом.
Ермаков подождал, пока важные турецкие чины подойдут ближе, под крыло Ан-24. Тут он встал поперек их дороги и медленно, внятно сказал по-турецки:
-Господа! Пассажиры самолета, угнанного бандитами, уполномочили меня обратиться к властям Трабзона с просьбой помочь нам связаться с советским посольством в Анкаре.
Ему ответил военный с тремя большими звёздами на узких погонах:
-Ваше посольство, господин уполномоченный, поставлено в известность об этом печальном событии. Представителям посольства уже выдано разрешение на право посетить город Трабзон и повидаться с вами... Есть еще какие-нибудь просьбы?...
-Да, господин полковник.
-Я вас слушаю.
-Надо немедленно отправить в госпиталь тяжелораненых членов экипажа.
Полковник кивнул и строго взглянул на майора с толстой шеей:
-Отправьте!
Белая санитарная машина была рассчитана на два места. На первые носилки положили Сашу Филиппова, на вторые - Джемала Петриашвили. Оба лежали с закрытыми глазами. Бортмеханик беспамятно стонал, а первый пилот только скрипел зубами.
Ангелина Ефимовна взяла Ермакова за руку:
-Раненых нельзя оставлять без врача. Я должна поехать с ними. Втолкуйте им это, товарищ... простите, не знаю, как вас величают.
-Меня зовут Вано. А вас?
-Ангелина Ефимовна. Просто - Ангелина. Скажите им, что нам без переводчика нельзя ехать в госпиталь. Вы поедете с нами, Вано!
Он молча посмотрел на товарищей по несчастью, в своем большинстве безымянных, но уже близкиз, навек дорогих. Ангелина Ефимовна поняла его взгляд.
Ничего, не беспокойтесь, все будет в порядке. Самое худшее, надеюсь, позади. Теперь за каждого советского человека отвечает турецкое правительство.
-Да, вы правы. А как же она?
-Кто? - переспросила Ангелина Ефимовна. И сейчас же она густо, до слез, плкраснела и сказала: - Ей мы уже ничем не сможем помочь. И за неё отвечают здешние власти. Пусть её тоже доставят в госпиталь. Для вскрытия. Скажите им и это.